Дела императора касаются всех. Это мысли его никого не касаются.
На стол перед Криспом легла серебряная шкатулка с привязанным к ней пергаментным свитком. Принесший ее Барсим выглядел озадаченным и немного испуганным.
— Халогаи нашли это на лестнице, ваше величество, — сказал он. — Поскольку они неграмотны, им пришлось обратиться ко мне, чтобы я прочел письмо, но я, увидав ваше имя на свитке, счел за благо принести это вам.
— Спасибо, — машинально отозвался Крисп и внезапно нахмурился:
— Постой, что значит — нашли? Кто ее принес?
— Не знаю, ваше величество. Не знают и стражники. По их словам, ее не было до тех пор, пока она не появилась.
— Чародейство, — прошептал Крисп, подозрительно уставясь на шкатулку. Неужели Петроний, однажды без успеха попытавшийся убить его волшебством, думает, что Крисп попадется на ту же удочку еще раз? Если так, он будет жестоко разочарован.
— Пошлите за Трокундом, Барсим. Пока он не скажет, что опасности нет, шкатулки я не открою.
— Весьма мудрое решение, ваше величество. Я немедленно распоряжусь.
Крисп решил поначалу, что и вскрывать письмо будет небезопасно, но в ожидании Трокунда от нечего делать все же развернул его.
Ничего погибельного или чародейного — да и вообще ничего — не случилось. Пергамент покрывали угловатые строки, написанные старинными буквами. Подписи не было, но автором письма мог быть только Арваш Черный Плащ, поскольку оно гласило: «Я принимаю твое золото в обмен на год покоя», и дальше: «Твой посланец покинул мой двор и движется домой. Надеюсь, что приложенный мною дар значительно улучшил его поведение».
Когда Трокунд явился, Крисп показал ему свиток и поделился подозрениями. Чародей закивал.
— Совершенно верно, ваше величество. Если в этой шкатулке таится колдовство, будьте уверены, я его раскрою.
Он принялся за работу, окружив себя склянками с порошками и разноцветными жидкостями. Через несколько минут жидкость в одной из склянок внезапно сменила цвет с синего на красный.
— Ха! — фыркнул Трокунд. — Тут все же были чары, ваше величество. — Он сделал несколько пассов, бормоча что-то себе под нос. Жидкость вновь посинела.
— Чары спали? — осведомился Крисп.
— Должно быть, ваше величество, — ответил Трокунд неуверенно и объяснил:
— Я обнаружил лишь заклятье сохранения, из тех, которыми зеленщики сохраняют свой товар свежим в любое время года. Прошу прощения вашего величества, но я понятия не имею, каким образом подобное заклятье может быть опасно. Как бы там ни было, я все же снял его.
— Так значит, если я открою шкатулку, ничего не случится? — спросил Крисп.
— Не должно. — Трокунд вытряхнул на стол очередную горку чародейских приспособлений. — Но я буду готов ко всему.
— Хорошо. — Крисп решительно дернул защелку на крышке. Трокунд шагнул вперед, намереваясь защитить императора от того, что таилось внутри.
Крисп открыл шкатулку. Внутри лежал продолговатый кусок мяса, покрытый с одного конца кровавой коркой. Брови Трокунда недоуменно сошлись.
— Что это? — спросил он.
Крисп тоже не сразу признал содержимое шкатулки. Но в бытность свою крестьянином ему не раз приходилось разделывать коров, овец и коз. Для коровьего маловат, но овечий почти такого же размера…
— Это язык, — ответил он. Потом на память ему пришло приложенное к шкатулке письмо, и недоумение сменилось ужасом. — Это — язык Яковизия, — выдавил Крисп.
Он захлопнул крышку, отвернулся, и его вытошнило прямо на прекрасный мозаичный пол.
* * *
Близ южной стены города Видесса лежал большой пустырь, часто использовавшийся как плац. Теперь на нем выстроились несколько кавалерийских полков — копейщики и лучники. Весенний ветерок трепал знамена. Солдаты отдавали честь, когда мимо них проезжали Крисп и Агапет.
— Снимайте с постов все гарнизоны по дороге, если только думаете, что в бою от них будет хоть капля пользы, — говорил Крисп. — Кубраты всегда любили играть с нами в салочки — ударил и отскочил. Теперь пришла наша очередь. Если Арваш думает, что может купить у нас мир, калеча наших послов, мы вобьем в него немного соображения. По мне, он просто украл у нас сотню фунтов золота. Мы вернем его.
— Слушаюсь, ваше величество, — ответил Агапет. — Но что, если один из моих летучих отрядов столкнется с превосходящими силами врага?
— Отступайте, — ответил Крисп. — Ваша задача — чтобы Арваш и его головорезы занялись своей землей и не лезли в империю. Я не смогу послать вам подкреплений, пока Петроний не будет разгромлен. После этого вся армия двинется к северной границе, но до тех пор вы можете рассчитывать только на себя.
— Будет сделано, как вы скажете, ваше величество. — Агапет отдал честь, потом поднял правую руку. Взревели трубы, засвистели флейты, грянули барабаны, и кавалерия тронулась с места.
Крисп знал, что это добрые солдаты, а Агапет — хороший военачальник: видесские генералы хорошо изучали военное искусство и знали десятки способов использовать к своей выгоде даже мельчайшее преимущество. «Тогда чего я волнуюсь?» подумал Крисп. Может быть, потому, что серьезные и умелые видесские солдаты никогда прежде не сталкивались с халогаями Арваша. Может быть, потому, что серьезный и умелый Агапет уже позволил Арвашу однажды обмануть себя. «А может быть, — подумал Крисп, — причины нет вовсе. Как бы ни был хитер Арваш, он все же не Скотос воплощенный. Его можно победить. Когда-нибудь и Скотос будет повержен».
«Так что же я волнуюсь?» — спросил он себя вновь. От злости на себя он так резко дернул за уздечку, что Прогресс недовольно фыркнул. Назад в город Крисп скакал галопом. Ему давно стоило бы начать кампанию против мятежника Петрония; если бы не злодеяние Арваша, армия вышла бы в поход еще полмесяца назад.
Крисп двинулся не в свои палаты, а в Чародейскую коллегию, что лежала к северу от дворца. Предыдущим вечером до столицы довезли полумертвого Яковизия. В Чародейской коллегии самые искусные жрецы-целители Видесса совершенствовали свое мастерство, передавая его новым поколениям учеников. Туда же попадали и безнадежно больные, кому не могли помочь менее умелые лекари. К таким относился и Яковизий.
— Как он? — спросил Крисп у старшего целителя Дамаса.
Священник был среднего роста и средних лет, с загорелой лысиной и косматой седеющей бородой. Под глазами целителя болтались синюшные мешки — цена, которую священник платил за свой дар.
— Ваше… — начал он, зевнул и начал снова:
