– А проблем у тебя не будет, Чина?
– С Домом я договорюсь, если ты об этом.
– А… пост?
Эльфа пренебрежительно отмахнулась.
– Тебе можно, ты гость. Мне тоже можно. Отмажемся, если поймают. И вообще, это только те сидят взаперти и голодают, кто боится, что отравят их, – она сморщила носик.
– Вот как? А ты, стало быть, не боишься?
Чина фыркнула.
– Я ничего не боюсь. Мне слова никто не скажет. Не посмеет.
«А лет-то тебе сколько?» – едва не съязвила Мардж, но удержалась. Вполне ведь могло оказаться и полтораста.
Чина привела ее в утреннее кафе с серыми стенами: вплотную к стеклянной стене тянулась стойка, обе молодые особы устроились возле нее на высоких никелированных табуретах, как сороки на ветке. Того, чем сидят, у обеих девиц эльфийской крови ровно столько, чтобы волновать воображение – ни граммом больше. Сад внизу тонул в тумане, чуть дальше за стеной предместье было подернуто серым дымом.
Где-то там Дерек ищет – и защищает! – мальчишку эльфа. Дурдом!
Какой-то местный эльф опередил их и теперь доил кофейный автомат в ведерный термос.
– Гракх! – окликнула его Чина. – Не сочти за труд, сделай и нам по чашечке.
– Минутку. А тебе разве можно?
– Очень хочется.
– Если половина будет молока – договоримся?
– Ну что с тобой делать? Давай с молоком. И, разумеется, с сахаром.
Если Мардж до сих пор думала, что эльфы все субтильны и тонкокостны, стереотипам ее был нанесен смертельный удар. Гракх, подойдя к их столику, буквально сразил ее и ростом и разворотом плеч. Крутые скулы, горбатый нос, решительный рот – весь его облик дышал мощью. Красивый, черт. И взрослый. Как все виденные до сих пор Шиповники, он был светловолос, но подстрижен коротко. Как все секьюрити, облачен в отутюженный темный костюм в тонкую полоску, под пиджаком – бежевый свитер. Эльф безупречен всегда.
– Как там? – спросила Чина.
– До нас не дошли еще. Пока сражаемся только со сном и ознобом.
– Может, – с надеждой спросило дитя, – обойдется? А?
Гракх покачал головой.
– Дом Мяты тоже думал, что обойдется, и где та Мята? Предместье уже горит. Они обязательно попытаются взять Шиповник.
– У нас есть ты, а потому у них ничего не выйдет. Защитные чары проверил?
– Само собой – отвечаю тебе на то и на другое.
Еще два эльфа в униформе Службы Безопасности Дома прошли через кафе, неся на плечах шестифутовые снайперские луки и вязанки стрел. И, кажется, мечи. Гракх накинул на одно плечо плед из тартана Шиповника, на другое – плечевой ремень термоса, и двинул следом.
– Он кто?
– Гракх – наша главная надежда. Он будет держать Дом.
Восемнадцать эльфийских замков как острова в море ненависти. Возможно, Дерек ошибся, полагая, будто тут так уж безопасно. И если он не ошибся… каково-то там?
Пока Мардж думала эту мысль, такую неповоротливую с недосыпа, Чина, стуча каблучками, выскочила из кафе и скрылась за тем же углом, что и мужчины. Она ничего не сказала, и Мардж в недоумении сползла со своего табурета. Предполагается, что она, Мардж, тоже должна поторопиться?
Упс! Им никто не нужен.
За углом, отпустив вперед своих эльфов и отставив термос, Гракх держал за плечи Чину, прижимая ее к стене, и целовал так отчаянно, будто выпить ее хотел. И судя по всему – она совсем не возражала, чтобы ее выпили, цеплялась за его лацканы, тянулась на цыпочках и всею грудью подавалась вперед. Марджори в растерянности поспешила убраться назад. Красавица провожает героя, и Мардж вовсе не хотелось стать даже случайной свидетельницей бурной случки встояка.
– Я обожаю его, – слабым голосом созналась эльфа, когда вернулась и уже набивала бумажный пакет булочками с корицей. – Любовник он… аххх! Если бы я была роза, я бы все лепестки оборвала на себе, если бы он попросил.
Ага, у нас на улице говорят – наизнанку бы вывернулась. Такие, как Гракх – а и хорош, зараза! – очень даже не прочь попользоваться дурочками с ресницами в палец длиной. Интересно, а жена у него есть? И вот еще: что думает на этот счет милорд Кассиас? С такими-то страстями да без щепотки яда в кофе?! В Полынь?
– У нас не принято есть на людях, – объясняла Чина, закинув покрывалом измятую кровать, к слову сказать, слишком широкую, чтобы служить ложем невинной деве. Предполагалось, что обе они прямо тут устроятся с булочками. – Жевать некрасиво. Завтрак подается в постель, обедают тоже уединенно, и если нет поблизости ресторана с закрытой кабинкой, эльф скорее всего просто пропустит обед… Только ужин проходит в кругу семьи: все собираются в Синей Гостиной, и считается, что это объединяет Дом. Для посторонних быть приглашенными на ужин – большая и особенная честь. Мужчины, особенно молодые, делают себе послабления, сплошь да рядом нарушают ритуал, и старейшины глядят на это сквозь пальцы, но эльфе в присутственном месте дозволены только напитки. Домострррой, а?
Мардж вздохнула. Деве из Дома Шиповник никогда не приходилось, сверкая пятками, удирать по улице вниз, на ходу давясь ворованным пирожком или яблоком. И пуще того, сидя на длинных скамьях в работном доме, греметь по жестяной миске ложкой и злобно зыркать, чья миска полнее.
– Слушай… прошу тебя, не обижайся только. Давай, я дам тебе свою одежду: все, что захочешь. Белье у меня совершенно новое, даже упаковки не надорваны: я никогда не надеваю одни трусики дважды. То, что на тебе, надо уничтожить, оно из города и все кишит сглазом и этими, как их, маленькими… микробами.
Мардж приняла душ, а затем выбрала из щедрого гардероба Чины распашную юбку из тартана Шиповника и свитерок, похожий на тот, что на хозяйке, только поскромнее: не жемчужно-серый, а коричневый. Туфли у них оказались разного размера, а потому Марджори оставила свои, со всеми их сглазами и микробами, но – за дверью.
– Я работала в рекламе, – рассказывала Чина, когда ее рот оказывался достаточно свободен от булочки. – Ну знаешь, в этой, где ты должна быть сама секси!
– Помню-помню, «Фиалковый дождь». Давно хотела спросить: лосьон от целлюлита что, в самом деле помогает?
– Откуда я знаю? Разве ж у меня когда-то был целлюлит?
Посмеялись, как подружки. Исчезнуть отсюда методом нескольких шагов становилось решительно невозможно. Для этого нужен страх.
– Слушай, всегда хотела узнать: как у эльфов… ну… это? – Мардж подмигнула с ужимкой. – Вы такие другие. Манящие.
– О! Ну, когда снимаешься, ты просто обязана, это имидж такой: горячая и сладкая, девочка-Перечное Зернышко, и настолько это в конце концов завязывается на подиум-ракурс-монтаж, что по жизни превращаешься в глянцевую картинку. Гладкую, блестящую и холодную на ощупь. Чуть что, первая мысль – «опять работа!» – Чина скроила гримасу. – Как можно вожделеть к картинке? Наши все это понимают. Но приходит час, видишь – он! – и уже ни о чем не думаешь, и вот ты снова девочка-Перечное Зернышко, и все лучшее для него. Ах!
