Спал я ужасно из-за этих кошмаров, проснулся ни свет ни заря — от того, что в голове гремит и дребезжит голос Рогнуса:
— Поднимайся, лентяй! Опаздываем! Светает уже!
— Оставь меня в покое, изверг! — простонал я, пытаясь поймать уползающее покрывало.
Не тут-то было. Оно завязалось на столбике балдахина морским узлом, а ложе взбрыкнуло, как взбесившийся конь, и сбросило меня на холодный мраморный пол. Причем мохнатый коврик, в страхе быть раздавленным, успел вовремя отдернуться, и я пребольно стукнулся коленом и взвыл:
— Прекрати, Рогнус! За что? Куда в такую рань? — Я с тоской оглядел разгромленную постель. Подушки, одеяло и простыня свалились в кучу, накрытую сверху, как надгробной плитой, опрокинувшимся матрасом.
— В долину Лета! — торжественно объявил дух.
И тут я вспомнил все. И ужаснулся.
Как я мог! Я, младший лорд! Покосился на пустую кушетку. Похоже, на ней никто сегодня не спал — подушка не смята, сложенный плед как лежал вчера, так и лежит.
Я рванул в коридор. Дверь синей спальни была чуть приоткрыта, на стук никто не отозвался, а когда я заглянул внутрь, то никого не обнаружил. И никаких следов того, что здесь кто-то ночевал или дрался с головой трупа. Ни пушинки. Все подушки целы. Ложе безукоризненно застелено. Шнур звонка висит на месте у столбика балдахина.
Неужели мне все приснилось? А вроде бы за вчерашним ужином я ничего не пил.
— Рогнус, к нам вчера приходили две синтки?
— Были, — к моему облегчению, ответил дух.
— И где они?
— Побеседовали с лордом и ушли.
— Когда?
— Еще до рассвета.
— И ты не натравливал на синтку змей?
— Как можно! — возмутился Рогнус. — Только иллюзорных. Немножко.
Значит, не приснилось.
— А у нас с девчонкой что-нибудь было? — Мой дрогнувший голос показался мне до отвращения жалким.
— Ты хочешь спросить, не потерял ли ты, наконец, невинность? — ехидно уточнил дух. — Или узнать, не посягнул ли ты, о ужас, на охотно предложенную тебе девичью честь? Понятия не имею. Я за вами не подсматривал.
Я вернулся в свои покои, торопливо ополоснулся. Пока меня не было в комнате, шустрые слуги уже поправили ложе и перестелили постель. Приготовили и свежую рубашку, и костюм. Причем не дорожный, а обычный домашний. Я протянул руку к звонку, но Рогнус остановил:
— Не зови. Им лорд приказал не выпускать тебя. Твой отец сейчас сочиняет послание принцу Игиниру и объяснение Совету кланов, что его сын, младший лорд Дигеро, не сможет выполнить взятых обязательств из-за острого расстройства кишечника. Он тебя не выпустит за пределы гор.
— Вот дерьмо!
— Воистину. Хочешь улизнуть? Тогда надевай. — На голову свалилась свернутая в тючок одежда. — И поторопись в долину Лета. Принц с лордом Эстебаном направляются туда же. А Яррен уже там.
— Откуда ты знаешь? — Я развернул тючок, натянул походные штаны, камзол, пояс с ножнами, застегнул плащ. Обулся. — У него же нет духа-опекуна.
— Это не значит, что мы оставим мальчишку без присмотра, сколько бы он ни воротил от нас гордый инсейский нос.
* * *
Я все-таки потратил еще четверть часа, чтобы навестить отца. Пока я шел из одной башни в другую, успел слопать пару пирожков и запить кружкой молока: это добро просто появилось перед моим носом и не отставало, пока не съел.
Пустую кружку поставил на первый попавшийся подоконник, откуда она тут же исчезла. Духи любят прикасаться к вещам, впитавшим тепло живых рук, так что тут никакой рабской эксплуатации прадедов и прабабок, все к взаимной выгоде.
Лорд все еще сидел в кабинете и, похоже, провел за столом всю ночь: веки покраснели, щеки осунулись, но на губах поселилась довольная улыбка.
— Дигеро, ты неважно выглядишь, — опередил он мое приветствие.
— Взаимно, папа.
— Куда это ты собрался в такую рань? До завтрака еще долго.
— Мне надо отдать Яррену документ. Вчера забыл. — Я развернул помятый свиток.
— А почему ты не отдал приказ стражам? — справедливо удивился отец. — Парень наверняка считается беглецом. Ну, тогда прогуляйся, только быстро. У нас, похоже, горячий день намечается. Рогнус говорил, что тебя ночью покусала мертвая голова безумной жрицы. Надеюсь, сильно? А то мне как-то не хочется писать принцу Севера о состоянии твоего живота.
— Это не смешно, отец. Это гнусно.
— Так и напишу: гнусное нападение обезглавленного трупа… — пробормотал лорд, выводя пером элегантные завитушки рун на лежавшем перед ним черновике. Зачеркнул. — Не то. Голова-то как раз имелась, но вот остальное тело… Рогнус, ты тут? Как ты допустил нападение на моего сына в моем доме? Зачем младшему лорду такой опекун, пренебрегающий обязанностями? А ты, Дигеро, почему сразу не доложил о происшествии? — Бросив на меня грозный взгляд, отец смял черновик, бросил в корзину для мусора. — Пожалуй, я лично отправляюсь в Совет и переговорю с лордом Эстебаном. Сейчас главное — установить источник темной магии и разобраться, что происходит. Синтские храмы придется потрясти. Мы к ним не совались, щадили их достоинство, и зря.
— Но зачем синтам ссориться с лордами, отец? Они должны понимать, что не могут остаться без защиты наших духов! Без торговли через наши дома. Кто будет следить за состоянием выработок, останавливать обвалы, отправлять торговые караваны соседям? Подгорцы же не все поголовно безумны, как была Саэтхиль!
Лорд устало потер переносицу, подавил зевок и, попытавшись вытряхнуть из пустого кувшина в чашку хотя бы каплю настоя, разочарованно вздохнул.
— И бодрящий отвар кончился… Да, синты своеобразны, но не до идиотизма. Вся их жизнь подчинена рациональности и целесообразности. Выступать против риэнов, истинных горных владык, — нерационально. У нас тысячелетний симбиоз, приносящий мир, покой и богатство обеим сторонам. Вот потому, сын мой, я и заподозрил, что кто-то хочет вбить клин между нами и синтами, оставить нас без хранителей недр. И в первую очередь подозрение падает на лорда Наэриля, если слухи о его родной матери-синтке — правда. Особенно если учесть склонности его отца, бравшего наложниц-синток, и то, что старый лорд погиб в той же горе Ассияшт при странных обстоятельствах.
Я слышал эту подозрительную историю.
Лорд дома Раэн покончил с жизнью, бросившись в жерло спящего вулкана, и дух его полностью развоплотился, на всех планах бытия. Духи рода не смогли остановить трагедию, а самоубийца по законам Белогорья не имеет посмертия. Шептались о проклятии синтов за обесчещенную им дочь вождя подгорного племени, но синты — не маги, их проклятия не имеют силы. Заподозрили убийство. Подозрение пало на старшего сына — властолюбивого, беспринципного и очень одаренного Сарха, но духи доказали его невиновность.
