Затем Эгвейн вернулась к Найнив, всё ещё стоявшей на коленях подле Талманеса. Болезненный цвет его кожи исчез, сменившись бледностью.
— Отнесите его куда-нибудь, пусть отдыхает, — устало объявила Найнив нескольким наблюдавшим бойцам Отряда. — Я сделала всё, что в моих силах.
Когда солдаты унесли Талманеса, она перевела взгляд на Эгвейн.
— Свет! — прошептала Найнив. — Я почти опустошена, даже несмотря на мой ангриал. Удивительно, как только в тот раз Морейн сумела справиться с раной Тэма… — в её голосе прозвучала нотка гордости.
Найнив хотела вылечить Тэма, но не сумела, хотя, разумеется, тогда ещё не знала, что именно она делает. С тех пор она прошла длинный-предлинный путь.
— Так это правда, Мать? — спросила Найнив, поднимаясь на ноги. — Насчёт Кэймлина?
Эгвейн кивнула.
— Ночь обещает быть долгой, — заключила Найнив, глядя, как сквозь Переходные Врата всё прибывают и прибывают раненые.
— А завтрашний день — ещё длиннее, — согласилась Эгвейн. — Знаешь, давай соединимся в круг. Я одолжу тебе свою силу.
Найнив остолбенела.
— Мать?
— Ты куда лучше умеешь Исцелять, — улыбнулась Эгвейн. — Возможно, я и Амерлин, Найнив, но прежде всего я — Айз Седай. Слуга всего сущего. Мои силы пригодятся тебе.
Найнив кивнула, они соединились и направились к группе Айз Седай, которую Романда поставила Исцелять беженцев с самыми тяжёлыми ранами.
* * *
— Моей сетью глаз-и-ушей занимается Фэйли, — объяснял Перрин, пока они с Рандом торопились к лагерю Перрина. — Сейчас она как раз может быть с ними. Но предупреждаю: не уверен, что ты ей нравишься.
«С её стороны было бы глупо относиться ко мне иначе, — подумал Ранд. — Возможно, она догадывается, чего я потребую от тебя, прежде чем всё закончится».
— С другой стороны, кажется, ей нравится то, что мы знакомы, — продолжал Перрин. — Она-то, в конце концов, кузина королевы. Думаю, она всё ещё беспокоится, что ты свихнёшься и как-то навредишь мне.
— Безумие уже настигло меня, — ответил Ранд. — Но я держу его в узде. А что касается вреда, то, возможно, она права. Думаю, мне не удастся не навредить моим близким. Как ни горько это осознавать, но таков урок.
— Значит, ты считаешь себя сумасшедшим, — сказал Перрин, вновь попутно опустив руку на молот. Он нёс его у бедра, несмотря на огромный размер. Перрину придётся смастерить для него специальный чехол. Удивительная вещь. Ранд всё собирался спросить, не был ли этот молот одним из предметов, созданных с помощью Силы Аша’манами Перрина… — Но уверяю тебя, Ранд, это не так. Мне ты совсем не кажешься безумным.
Ранд улыбнулся, и где-то на краю сознания промелькнула мысль.
— Нет, Перрин, я действительно безумен. Моё безумие — это моя память, мои мотивы. Льюс Тэрин пытался взять надо мной верх. Я был одновременно двумя людьми, сражавшимися за контроль надо мной, и один из них был совершенным безумцем.
— Свет! — присвистнул Перрин. — Звучит ужасно.
— Да уж, приятного мало. Однако… есть и кое-что ещё, Перрин. Я всё больше убеждаюсь, что мне нужны эти воспоминания. Льюс Тэрин был хорошим человеком. Я был хорошим человеком, но всё пошло не так. Я возгордился и решил, что могу всё сделать сам. Мне нужно об этом помнить. Без безумия… без этих воспоминаний я бы, вероятно, снова бросился в атаку в одиночку.
— Значит, ты собираешься объединиться с другими? — уточнил Перрин, оглядываясь на лагеря Эгвейн и прочих сторонников Белой Башни. — Но те армии невероятно похожи на врагов, готовых вот-вот сцепиться друг с другом.
— Я заставлю Эгвейн внять здравому смыслу, — ответил Ранд. — Я прав, Перрин. Нужно сломать печати. Не понимаю, почему она против.
— Она же теперь Амерлин, — Перрин потёр подбородок. — Она — Хранительница Печатей, Ранд. Её долг — следить, чтобы о них позаботились.
— Верно. Именно поэтому я хочу убедить её, что мой план в отношении печатей правильный.
— Ранд, а ты уверен, что их нужно разбить? — спросил Перрин. — Совершенно уверен?
— Ответь-ка, Перрин. Если стальной инструмент или меч сломался, можно ли его починить так, чтобы он служил как и прежде?
— Гм, вообще-то, можно, — ответил Перрин. — Но лучше так не делать. Сталь зернистая… в общем, почти всегда лучше выковать заново. Расплавить и начать сначала.
— Здесь тот же случай. Печати испорчены — как тот меч. Их нельзя просто подлатать. Это не поможет. Нужно убрать все осколки и заменить чем-то другим. Чем-то получше.
— Ранд, — заявил Перрин, — это самая разумная мысль изо всех высказанных по данному вопросу. Ты уже рассказывал о ней Эгвейн?
— Она не кузнец, друг мой, — улыбнулся Ранд.
— Но она умна, Ранд. И умнее любого из нас с тобой. Она поймёт, если правильно объяснить.
— Увидим, — ответил Ранд. — Завтра.
Озарённый светящимся шаром Ранда из Единой Силы, Перрин остановился. В его лагере, расположенном рядом с лагерем самого Ранда, стояла столь же большая армия, как у остальных на этом поле. Ранд никак не мог поверить, что Перрину удалось собрать так много войск, включая — кто бы мог подумать — Белоплащников. Шпионы Ранда утверждали, что, похоже, люди Перрина верны ему все до единого. Даже явившиеся с ним Хранительницы Мудрости и Айз Седай были скорее склонны выполнить его указания, чем отказаться.
Перрин стал королём, это ясно, как небо и ветер. И иным королём, не таким, как Ранд, — королём своих подданных, живущим среди них. Ранд не мог пойти тем же путём. Перрин мог позволить себе быть человеком, Ранд же должен был стать чем-то бóльшим, пусть и ненадолго. Он должен стать символом, силой, на которую каждый может положиться.
Это было ужасно утомительно. Его выматывала не только усталость физическая, но и нечто более глубокое. Необходимость оправдывать ожидания людей подтачивала его, словно река гору. В конце концов река всегда одерживает верх.
— Ранд, я помогу тебе, — сказал Перрин. — Но я хочу, чтобы ты пообещал мне, что до драки не дойдёт. Я не стану сражаться с Илэйн. А ещё хуже будет выступить против Айз Седай. Мы не можем себе позволить склоку.
— Никаких сражений между нами не будет.
— Пообещай мне. — Лицо Перрина вдруг окаменело так, что твёрдостью, казалось, могло поспорить с гранитом. — Обещай, Ранд.
— Обещаю, мой друг. Я поведу нас на Последнюю Битву едиными.
— Вот и хорошо, — Перрин направился в лагерь, кивнув попутно часовым. Оба оказались двуреченцами — Ридом Соленом и Кертом Вагонером. Они отсалютовали Перрину, потом увидели Ранда и неловко поклонились.
