— Ужин? А обед?
— А обед ты благополучно проспал.
— Но мы же здесь с тобой совсем недавно… — растерянно пробормотал Шельм.
— Я просто дал тебе выспаться.
— А ночью что я делать буду?
— Спать.
— Ага. Как же. И так уже полдня проспал.
— Хорошо. Тогда вместе со мной пойдешь в Дабен-Дабен.
— Как ты ходил в столицу из замка? — загорелся шут.
— Да. Но при условии, что будешь себя хорошо вести.
— Конечно, буду. Но зачем тебе я в этом твоем разведывательном рейде?
— Я все еще думаю, что ты марионеточник, Шельм. Но даже если это и не так, ты достаточно знаешь о них, поэтому мне нужно твое мнение.
— Хорошо. Я постараюсь.
И они проснулись. Точнее, Шельм проснулся и, как и во сне, обнаружил, что его голова лежит на бедре бодрствующего Ставраса. Тот подмигнул ему и перевел взгляд в сторону костра, шут посмотрел туда же.
— Понимаешь, драконов нельзя принуждать, они друзья, равные нам, нет, даже лучше нас, они… — вещала Роксолана внимательно слушающему Веровеку, но стоило тому встретиться взглядом с Шельмом, как он чуть не подпрыгнул.
— Шельм, ты очнулся! — воскликнул королевич и даже на ноги вскочил.
— Сиди уж! — махнул рукой тот, поднимаясь и потягиваясь всем телом, как кот решивший продемонстрировать всего себя заезжей кошечке.
— Шельм, — неожиданно подала голос цыганская девчонка.
Шут взглянул на нее и понял по хитренькому выражению на смуглой мордашке, что спросить она хочет о чем-то провокационном. Улыбнувшись во все тридцать два зуба, он покровительственно махнул рукой.
— Спрашивай!
— Мне Дирлин сказала, — начала та, покосившись на дракониху, лежащую на животе на расстеленном по траве одеяле в человеческом обличии, разумеется. — Что вы со Ставрасом не просто друзья. Это правда?
— А что, тебя это смущает? Или неприятно?
— Нет-нет, что ты. Просто я еще ни разу не встречала таких, как вы!
— Каких?
— Ну, — девчонка смутилась, хотя на смуглой коже легкий румянец был почти незаметен. — Мужеложцев.
— Фи! — возвестил шут и по-девчачьи сморщил носик. — Какое грубое слово!
— А как вас по-другому называть? — взволнованно поинтересовалась она.
— Возлюбленными, — вместо шута со вздохом бросил Веровек, опускаясь рядом с ней у костра, туда же, где и сидел до того, как шут очнулся. — А вообще, вы больше ему верьте.
— Ты, что же, братец, намекаешь, что я вру? — хитро прищурился Шельм.
— Нет. Всего лишь приукрашиваешь действительность. Скажешь, я не прав?
— С чего же это ты взял, а?
— С того же. Вон, Ставрас молчит, лишь смотрит, как ты тут паясничаешь.
— Почему же. Если тебе так важно мое веское слово, то, как известно, молчание знак согласие.
— Так ты… то есть вы подтверждаете, что вы с ним… — запинаясь, выдавила Роксолана, которая всегда была девочкой любопытной и живой. Поэтому всегда интересовалась всем новым и необычным.
Она, конечно, слышала, что такая любовь бывает, и даже не редкость, когда двое мужчин сначала дружат, а потом переходят на немного иной уровень отношений. И вообще, в некоторых боевых кланах считалось естественным, когда юноша влюбляется и отдает свою первую нежность старшему боевому товарищу, наставнику и другу. Она столько историй об этом читала, столько стихов, адресованных одним воином другому. Но никогда не думала, что сможет встретить воочию. Поэтому и была так назойлива в расспросах. С другой стороны, если присмотреться, то Ставрас и Шельм, по мнению Роксоланы, просто идеально подходили друг другу. Один молчаливый, взрослый, немного угрюмый, второй подвижный, смешливый и легкий, как ветерок. Ну, чем не идеальная пара?
— А, зачем тебе мое подтверждение, девочка? — поинтересовался Ставрас.
— Ну, просто так, — замялась она.
— Просто так, дорогая, о любви не говорят. Не согласна?
— Согласна.
— Кстати, — подсаживаясь к костру и накладывая себе обещанный ужин, обронил шут, — Ставрас, ты, помнится, обещал рассказать о запечатлении.
— Обещал, — не стал спорить тот. — Но не лучше ли тебе спросить об этом у Дирлин?
— А что о нем рассказывать? — проворчала та, положив подбородок на сложенные перед собой руки.
— Как оно происходит, — глаза шута загорелись. Королевич от него не далеко ушел, тоже повернувшись в сторону драконихи.
— Откуда я знаю, — буркнула та. — Могу лишь сказать, как у нас с Рокси было.
— Расскажи, — тут же потребовал Шельм.
— Да, в общем-то, и нечего рассказывать. Я спустилась в человеческий город, потому что мне стало любопытно, как живут люди. Я тогда еще ничего толком не знала, ни что такое гостиница, ни как надо торговаться на рынке, чтобы тебя не обвесили. И, хоть ложь я бы всегда почувствовала, все равно в человеческом городе мне это не очень-то помогло бы. Но мне повезло. Прямо возле ворот я столкнулась с Роксоланой. Знаете, это как искра, неожиданно вспыхнувшая в сердце. И мысль, вытесняющая все прочие мысли и чувства, и даже в тот миг воспоминания. "Это она" — и все. Не как благословение, а как что-то схожее с обречением…
— Судьба, — выдохнула Роксолана, подтверждая слова своей подруги, и добавила: — Я никогда даже предположить не могла, что меня захочет запечатлеть на себе дракон…
— Ты думаешь, драконы запечатляют на себе людей? — вмешался в разговор Ставрас.
— Ну, не люди же! — убежденно воскликнула Роксолана.
— Конечно, люди, — откликнулась Дирлин со своего одеяла. — Кто еще? Я ничего такого не делала. Просто посмотрела на нее.
— А я вообще думал, — подал голос Веровек, — что запечатлеть можно только новорожденного дракона.
— Теперь вот знаешь, что не только, — растерянно пробормотал Шельм, который тоже так думал.
— Ни те и не другие, — со вздохом произнес Ставрас.
— А как тогда? — взяв в руки свою тарелку и пересев под дерево к Ставрасу под бок, спросил Шельм. Лекарь покосился на него, но ничего не сказал, зато ловко подцепил с тарелки кусочек жареного мяса. Шут усмехнулся и потянулся губами к его уху, нарочито громко зашептав: — Хочешь, с рук покормлю?
— Эй! — воскликнул от костра Веровек. — А мы вам не мешаем?
— Тоже мне, блюститель нравственности нашелся, — с видом возмущенного до глубины души человека, воскликнул шут.
— Будешь паясничать, — придержал его за локоть нахмурившийся Ставрас, — больше рассказывать не буду.
Шут обиженно засопел, но смолчал. И даже как-то умудрился сдержаться, расслышав от костра сдавленный шепот Дирлин, адресованный Роксолане и Веровеку: "Вот видите, а вы еще сомневались. Лекарь не стал бы терпеть, если бы не любил".