- Даю тебе последнюю возможность выслужиться предо мной. Коль исполнишь волю мою, отпущу тебя и даже боле – помогу свободу обресть от мужа разнелюбого.
- Я так отвечу, - собралась с духом Весна. – Лана не трону, хоть что со мной делай! Хошь, прямо здесь пореши.
- Вот значит как, - нахмурился тогда Перун, но природными явленьями стращать не стал. – Тогда жди наказанья моего, обреку тебя на мученья, будешь прощенья еще вымаливать, да останусь я к оным глух и слеп!
Вернулся Перун в колесницу, в одно мгновенье обратился огненным шаром, да улетел ввысь, а Весна так и осталась стоять как в воду опущенная. Душа будто перевернулась, до того надоели ей и божьи, и не божьи перипетии. Да когда ж они все ее в покое-то оставят? Когда дадут жить спокойно?
Добрела Весна до речки, села на корягу, что вросла кореньями в песчаный берег, и заплакала.
- А может утопиться? – прошептала она с горя. – И Лан живой останется, и матери с отцом из-за меня не страдать, а Перун пусть возрадуется над душой моей.
- Эх, голубушка, - послышалось совсем рядом.
Весна тогда чуть с коряги-то и не свалилась, рядом с ней Леший появился. Старец присел на корягу, трубку закурил.
- Ты мысли-то греховные из головы выкинь, - продолжил он. – На кой топиться? Надобно за жизнь свою бороться, за счастье свое. Утопиться-то, оно всегда успеется.
- Попала я в такую круговерть, дедушка, - склонила краса голову, да руками обхватила. – Не выбраться из этого омута, не выбраться. Пред всеми в должницах. Лану сердце свое задолжала, родимым – дом, а Перуну – душу свою. Хоть и божье я создание, но разорваться на части-то не в силах.
- Всем мил не будешь. И всем счастья не сделаешь, надобно выбирать.
- Так выбор, он-то самый и тяжелый.
- Но и студеная речка тебе не спасенье. Утопиться не получится, обратишься в русалку, али еще какое чудо лесное и будешь по лесу скитаться веками. А оно тебе надобно? Созданьям высшим не дано погибнуть самим, их может токмо создатель погубить, а коль решишь принять людскую смерть, то лишь душу свою проклянешь. Таких у нас в чаще пруд пруди, скитаются несчастные, места себе найти не могут.
- Тогда что мне выбрать, дедушка? Кого предать? Лана али мать с отцом?
- А ты подумай, как следует. Но с решеньем не тяни, Боги ждать не будут.
- Да лучше б Перун забрал мою душу.
- Не нужна она ему, душа-то… Ему твоей покорности надобно, а коль не покоришься, то будет он мучить тебя. А покуда ты заплутала в распрях людских, то и чинить преграды тебе в разы проще. Сама подумай, сейчас ты для всех его ударов открытая. Там муж нелюбимый, там родители стареющие, там молва людская, вот ты и скачешь как вошь на гребешке. Но стоит выйти из этого круга, так задышишь по-новому. А люди, что они, с них все как с гуся вода, побеснуются и скоро уж успокоятся.
- Но как же я мать с отцом предам? Их прочь из деревни погонят, позорить будут.
- Боги на то и создали род людской, чтобы существовал он вопреки всем преградам, чтоб волю свою в кузне горестей и боли ковал. И ты для своих родичей очередное испытанье, коль выдержат они его, то заслужат уваженья пред духами, в мир иной пойдут с почестями.
Когда Леший докурил, то встал с коряги, отряхнул штаны с рубахой, и собрался было покинуть Весну, но остановился и добавил на прощанье:
- А лучше, правду матери с отцом поведай. Они достаточно прожили на белом свете, мудростью обзавестись успели, глядишь, и подсобят советом.
Слова старичка приободрили деву. А вдруг Леший прав и надобно-то всего-навсего правду родимым поведать? Не вороги же они дитю своему? Поймут, пожалеют… Но, вдруг не поймут? Осудят? А хуже-то всего не это, а наказ Старейшины выгнать их из родного дома, тогда что будет? И снова заболела голова у красы, не могла она проявить характера и выбор сделать, никак не могла.
И только Весна хотела дальше в путь отправиться, как возник пред ней запыхавшийся Лан. Тогда слезы заблестели в очах девицы, кинулась она в объятья к любимому, прижалась к его груди, а Лан обхватил ее в ответ и замерли оба. Так и стояли они неведомо сколько времени. Надышаться друг другом не могли, все ж почти год не виделись.
- Знаешь, вот прижалась к тебе, - прошептала Весна, - и все страхи отступили. Так бы и стояла, не отпускала…
- Будто и не было расставанья, будто не отпускал тебя, - произнес в ответ Лан.
Ушли двое подальше в лес, чтоб авось не увидал кто. Пока бродили по чаще, все за руки держались, целовались, а промежду прочим беседы вели.
- Не могу я без тебя, никак не могу. Нам суждено было повстречаться, токмо Боги ошиблись, не воевать нам наказано, а любить друг друга, – говорила дева.
- Теперь надобно сию мысль как-то до них донести. Велес-то за нас будет, а вот Перун… С Богами не повоюешь, пред ними мы аки котята слепые, ежели захотят растоптать - растопчут и не поморщатся.
- Знаю… Оттого-то и печально.
- Но без тебя я боле служить Велесу не стану.
Тут до ушей обоих донеслись чарующие звуки, то были русалочьи песни. И доносились они с берега озера, что скрылось в дебрях лесной чащи. Лан с Весной подошли поближе, а потом и вовсе вышли к воде. Русалки их сразу заметили, но прятаться не стали, все ж то не злыдни какие пожаловали, а парочка влюбленная, да еще и особенная, посему продолжили девы свое волшебное пение. Затянули грустную старинную песню о любви о разлуке, будто почувствовали настроенье гостей непрошенных.
И покамест Весна с Ланом чувствами наслаждались, Перун решил не медлить с расправой. Придумал он, как наказать дитя свое нерадивое. Обратился громовержец охотником, да отправился в деревню, задумал повстречаться с Отаем. Искать того долго не пришлось, у колодца встретились, Отай стоял с ребятней местной, помогал им воду таскать.
- Здравица желаю! – громко произнес Перун.
Охотником он смотрелся бравым: сажень в плечах, росту богатырского, борода лощеная, взгляд суровый, но не лишенный доброты, одежа расшитая древними символами, медвежья шкура на плечах, значится, поборол могучего зверя, посему достоин уваженья. Отай склонил голову пред ним:
- И тебе доброго здравия, охотник! Издалека пожаловал?
- Издалека. Пошел на оленя, да заплутал малость. С самого утра брожу по здешним лесам, а потом божьей волей повстречал местных, они путь к деревне и указали.
- Поди притомился? На вот, водицы испей, - Отай протянул чарку с водой охотнику.
- Благодарствую! Как тебя звать-то?
- Отаем.
- А я Горан, - как испил охотник, так вернул Отаю чарку. – А много ль у вас охотников в деревне?
- Есть пара-тройка… Один, правда, старый совсем.
