Трон покоился на мощной плите, опершейся на спины двух каменных крылатых быков с человеческими лицами. Перед их высотой и мощью Маруша почувствовала себя полным ничтожеством.
— Не пугайся, — прощебетала черногалстучная синица. — Шеду и Ламассу не разозлятся. Тебе положено взойти на трон. Тебе, принесшей весть вовремя. Нашей будущей королеве!
— Не хочу быть королевой! — испугалась Маруша еще больше, вспомнив незавидную судьбу Королевы Бала в Клетке Безумцев.
— Не нужно бояться, — в голосе синицы не чувствовалось ни капли раздражения, только безмерное удивление. — Что бы ни случилось, Шеду и Ламассу защитят тебя. Они — стражи дворца. Твоего дворца. Не даром и птицы, бескрылые согласились избрать их своими защитниками, призвав этих быков из Страны Чудес. Любого врага, любую опасность немедленно затопчет Ламассу всеми четырьмя копытами и Шеду всеми пятью.
— Ты хочешь сказать, что у Шеду пять ног, — перед удивлением даже страх рассеялся утренним туманом.
— Точно, — кивнула синица. — Взгляни на Шеду спереди, и увидишь, как он стоит. Взгляни сбоку, и увидишь, как он идет.
Справа от трона мрачной горой высился Могол. Слева ютился птах, похожий на Сирина, но смолкший в угрюмой печали. Крючковатые когти, могучие орлиные крылья и надменное человеческое лицо. Словно птицы с бескрылыми уже были когда-то едиными существами, но разделила их горемычная судьба и превратила во врагов. То ли торжество единения ждала эта пара, то ли поминки по забытым временам, то ли приход чего-то удивительного и непредсказуемого: радости ли ждать от него или грусти осенних облаков.
Чуть ниже свернулись два Грифона, могучими стражами покоя будущей королевы. Робея от смущения, Маруша осторожно подошла к каменной плите. До трона оставалось всего несколько взмахов крыла.
Рядом с плитой важно расхаживал странно знакомый птенец. Маруша бы его сразу узнала, да полголовы закрывали нелепые солнцезащитные очки. Приблизившись, птичка всмотрелась и не удержалась от возгласа:
— Сак! Как ты сюда угодил?
— Смею поправить, миледи, не Сак, а Сук, — важно заметил птенец, развернув темные стекла в сторону будущей королевы. — Вероятно, вы изволили перепутать меня с моим младшим братцем.
— Я думала, что вы — близнецы!
— Проницательность нашей новой владычицы не имеет границ, — усмехнулся птенец. — Ну, близнецы! Что с того? Все равно он младше! Хотя бы по уровню развития.
— Не стоит так отзываться о родственниках, — строго заметила Маруша. — Он тебя ищет, ищет. Всю жизнь собирается искать.
— Да знаю я, — отмахнулся птенец. — Толку-то в поисках, если он все время отстает ровно на одну ночь. Нет, чтоб собраться с силами и перескочить на сутки вперед. Обормот эдакий. Ну и как я могу нас считать близнецами?
— А может тебе стоит задержаться на одну ночь, чтобы он догнал тебя?
— Мне?! — фыркнул птенец. — Да известно ли нашей повелительнице, как старит всего одна ночь, проведенная в безвременье. Я ведь хочу быть старшим по уму, а не по внешнему виду.
— Но ты можешь оставить ему хотя бы весточку, — возмутилась Маруша, чтобы он не искал понапрасну.
— Да пусть ищет, — хмыкнул птенец в черных очках. — Это ж почетно, когда тебя кто-то ищет всю жизнь. Это радует, это согревает. А ненужные проблемы мне не нужны. Всяко разно, проблемы начинаются, когда тебя найдут. До того скорбного мига все мы — птицы свободного полета. Чужая же забота — типа как золоченая клетка. Вот ты бы променяла свою свободу на клетку?
— Я отказалась от свободы, когда решила лететь в Вирию, — твердо объяснила Маруша свой выбор.
— Ну и дура, — подвел итоги птенец. — А на мне никогда не будут возить воду!
— Да ты знаешь, с кем разговариваешь? — закипела Маруша, решив воспользоваться преимуществами своего нового положения.
— Как не знать, — хмыкнул Сук. — Хоть ты и королева, а мораль мне не читай. Во как!
И упорхнул в толпу.
«Петух недор-р-резанный!» — подумала разъяренная королева и обвела толпу тяжелым взглядом. В ее воображении рисовалась стеклянная витрина магазина, где пирамидкой выстроились банки, на которых белыми буквами на зеленом фоне значилось: «Цыпленок в собственном соку». И в каждой банке лежала частичка противного птенца. Птичий гомон стих. Чтобы вернуть утраченную торжественность момента Маруша обернулась к трону. Злости не хватало смотреть на глупых птиц, ни одна из которых и не подумала одернуть зарвавшегося птенца. Оставалось вперить взор в плиту, на которой покоился трон.
На плите были высечены разлетающиеся в разные стороны крылатый конь с полосатым телом и короткохвостая однокрылая птица, увенчанная хохолком короны. Маруша очень надеялась, что при восхождении на трон никто не потребует, чтобы она отказалась от второго крыла и подрезала хвостовое оперение.
— Ступай к трону, — раздался позади голос вновь объявившейся синицы. Только осторожнее. Сейчас начнется самое главное.
Взмах крыла, и Маруша уже на плите.
Перед троном плясала удивительная птица. С первого взгляда Маруша приняла ее за бесформенный ярко-алый мешок, нелепо скачущий по ветвям. Но, приглядевшись, кандидатка в королевы увидела, что шесть ног отбивают четкий ритм. Точно им в такт попадали и взмахи четырех крыльев. Однако сколько Маруша не всматривалась, она так и не смогла различить у безмолвного танцора ни лица, ни глаз. А когда захотела взглянуть на синицу и аиста, то поняла, что взгляд оторвать уже не может.
— Танец Ди Цзян по праву носит название девятнадцатого чуда света, а песнь ее неодолима, — донесся издали, словно из-за горизонта, благоговейный шепот синицы.
«Песнь?» — хотела удивиться Маруша, но слова вдруг замерзли в горле, как тот, почти что забытый комок. Замерзли, потому что птичка услышала обещанную песнь.
И была в ней неизбывная тоска по ушедшему безвозвратно, и слышалась радость того, что впереди еще чуть ли не вечность, и сквозил страх перед грубой силой бескрылых, а страх перекрывало торжество того, что и у птиц теперь есть право голоса. Весь мир, включая загадочную Далекую Страну, вся вселенная из необъятности сжалась в крохотную точку, в искорку пробившуюся до глубин души, где каждое прикосновение и жгло, и согревало.
И под эту мелодию подошла Маруша к трону.
— Займи свое место, повелительница, — величаво разрешил Рарог, высиженный девятидневным оброком человеческим. — Бескрылые уступили нам половину мира. Прими ее и владей.
— А когда мы полетим обратно? — взъерошив перья от смущения, пролепетала Маруша.
