«Хеорот. 1/2 мили».
Через несколько шагов я ощутил запах моря. Вскоре я увидел его за россыпью домиков. Теперь меня уже не смущало, что на указателе значился не город, но отдельное здание. Хеорот сразу бросался в глаза. Прочие городские строения только подчеркивали его грандиозность.
На всякий случай я скрестил пальцы. Я проделал долгий путь ради встречи, которая может и не состояться.
Время ужина вымело улицы дочиста. Только подойдя к Хеороту, я заметил признаки жизни. Двери громадного здания были распахнуты, но я поневоле взглянул наверх. Над входом кинжалами был прибит чудовищный трофей. Прежде я никогда не видел ничего подобного! Своими очертаниями он напомнил мне человеческую руку. Она была огромной, как лапа динозавра. Волоски пробивались между чешуйками, словно сорняки из трещин тротуара. А заканчивалась эта рука — или лапа — когтями. Похоже, что она была оторвана, а не отрублена. Из свежей раны сочилась кровь, с шипением капая в подставленную железную миску.
Из здания доносился шум веселой пирушки. Насмотревшись на трофей, я взглянул на стражников, приставленных по обе стороны входа. Одеты они были, как дружинники Бродира. Держались они не очень строго, один из них даже улыбнулся, когда мы встретились с ним глазами.
— Крупная дичь водится в здешних краях, — отважился я заговорить. Стражник улыбнулся еще шире.
— Слишком крупная даже для наших мест.
Увидев, что он настроен дружественно, я изложил ему суть дела.
— У меня здесь назначена встреча с приятелем. Можно войти?
— П-пожалста. В любом наряде. — Я заметил, что для часового он не вполне трезв. — К в-вашим услугам.
Минуя часовых, я переступил порог. Веселье нарастало. Сотни людей сидели за низкими столами, ломящимися от яств. У всех в руках были большие кружки, и множество слуг сновало между пирующими, разливая напитки. Бесполезно было разыскивать теперь Голиаса, но настроение мое поднялось. Помимо сандвича, которым я запасся в чайной, у меня с рассвета и маковой росинки во рту не было.
Пока я раздумывал, где же мне втиснуться, ко мне подошел человек, которого я принял за одного из устроителей пира. Кругом было столько шума и смеха, что мы и словом не могли обменяться. Он просто кивнул мне и улыбнулся — здесь все были в прекрасном настроении — и через минуту я уже втиснулся между двумя длинноволосыми верзилами, которые великодушно подвинулись, давая мне место.
Поначалу я так усердно набивал рот едой, что был совершенно не в состоянии беседовать. Наконец, вытерев пальцы о кусок хлеба и бросив его собаке — так, я заметил, здесь поступали многие, — я приготовился к разговору. К тому времени в зал вышло несколько женщин, очевидно, желая убедиться, что пирующие ничем не обделены. Миловидная женщина в золотой тиаре прошла по ряду, осведомляясь у каждого, как ему здесь нравится Должно быть, ее хорошо знали, потому что мужчины умолкали, надеясь перекинуться с ней словечком.
— Вы, должно быть, иностранец, — сказала она, подойдя ко мне. — Я надеюсь, вы всем довольны?
— Да. Спасибо. Пир устроили роскошный.
Она улыбнулась.
— Сегодня у нас счастливый день. Впервые за двенадцать лет мы можем здесь веселиться.
Когда она отошла, я осушил кружку меда. Вдохновленный напитком, я быстро присоединился к всеобщему веселью. Позабыв представиться, я вступил в общий разговор.
— Что случилось с вашей забегаловкой? — спросил я у соседа справа. — Отчего вы не могли здесь пировать целых двенадцать лет?
Он не обратил на меня внимания, так как обменивался сальными шуточками с парнем, сидевшим напротив него. Сейчас он повернул лицо ко мне, так что я мог видеть его сломанный нос и зеленые глаза. Поняв мой вопрос, он просиял.
— Ах, так вот про что ты спрашиваешь! Да во всей округе не найдется такого, кто бы про это не знал. А ты спросил у меня! Приврать тебе немного или нет?
— Как хочешь.
— Что за нужда! Все хорошо, что хорошо кончается. Конечно же, мы знали: все будет в полном порядке — только тварь поганую вышвырнуть и укокошить! И не нашлось мужика, который бы осмелился подойти близко. Уж на что я здоровяк, а спрашивал себя, спрашивал — и внимательно слушал, нет, так и не услышал, что хочу быть добровольцем. — Он торопливо осушил кружку, словно боясь, что мое внимание ослабеет. — Видал руку над дверью, а?
— Видал.
— И каково же само чудище, можешь вообразить! Оно являлось к нам каждую ночь, хватало сразу нескольких парней и заталкивало их себе в пасть. Его не интересовало — с миром вы пришли или с войной. Мы долго терпели, а потом пришлось перебраться в другое место.
Я представил, каково им было дожидаться людоеда каждый вечер с наступлением темноты.
— Вот проклятье! Как же было не уйти.
— А куда денешься? И двенадцать лет никто даже не заикался о том, чтоб вернуться, пока — вон, видишь парня, которому наполняют кружку? Погоди, сейчас он обернется.
На противоположном конце зала на возвышении помещался стол для почетных гостей. Именно туда и указывал мой сосед. Король — я узнал его по осанке — восседал в особом кресле. Сидевший по правую руку от него широкоплечий мужчина как раз повернул голову в нашу сторону. Видно было, что он в совершенстве владеет собой. Даже теперь, в разгаре пира, он сохранял спокойствие и сосредоточенность.
— Добрый вояка! — заметил я.
— Что и говорить! — Сломанный нос с убеждением дернулся — Если тебе нужна помощь, смело положись на него. Подумай-ка, он даже не из здешних краев. Своя рубаха, как говорится, ближе к телу. А он пришел — без приглашения, заметь — и вызвался порешить чудище. Выпьем за героя.
Нам наполнили кружки. Мой собеседник выпил до дна, и я последовал его примеру.
— Чем он его жахнул, — осведомился я со знанием дела, — топором?
— Да ты что, не видел? — Мой сосед вытер усы тыльной стороной ладони. — Он пришел с пустыми руками, без оружия! Схватил чудище и вырвал ему лапу из сустава.
— Надо же! — Я с удвоенным уважением взглянул в сторону королевского стола. Король как раз поднялся с места. Протрубил рог, и все затихли.
Король восславил виновника торжества. Речь его стоило послушать. Оказалось, что Беовульф — так звали того парня — убил двух чудовищ, искоренив целое гнездо. Причем со вторым ему пришлось сражаться под водой.
Потом заговорил Беовульф. Мне понравилось, как он держался. Он понимал, что совершил великий подвиг. Он не похвалялся и не скромничал, а просто сказал, что рад был случаю оказать посильную помощь. Все от души приветствовали его, да и кто откажется от удовольствия повопить во всю глотку? И все мы охотно выпили в его честь.
