— Я грубиян! Сам налетел на меня в темноте!
— Это не темнота, это всего лишь полумрак. И кроме того, я не налетал, я вовремя остановился. Я не один из стражей, охраняющих это проклятое местечко. А что касается нападения из тьмы — ведь ты же не настолько туп, чтобы думать, будто лишенный тела Глаз способен нести факел?
Ганс был настолько оскорблен, что выпалил ответ прежде, чем сообразил, насколько глупо он звучит:
— Нет, и не настолько туп, чтобы ожидать, будто он может говорить.
— А вот в этом, мой глумливый друг, ты ошибаешься. Я и впрямь Глаз, ни больше ни меньше. Тот факт, что ты слышишь меня, а я слышу тебя, неопровержимо доказывает, что я — Глаз, который может слышать и говорить.
Ганс чуть не топнул ногой в сердцах.
— Это невозможно!
— Какой же ты з-з-з-з-ануда!
Ганс насупился, но не отвернулся. Он действительно видел перед собой невозможное. Поверх огромного зеленого глаза отчетливо виднелась унылая серая стена, ту же самую стену было отлично видно и под глазом, и по обе стороны от него. Говорящий, видящий и, очевидно, даже мыслящий глаз.
— Но, — с трудом выдавил из себя Ганс, — как это ты можешь быть просто глазом?
— Тем не менее я действительно просто глаз, и к тому же несчастный скиталец.
— Что?
— Что слышал, — отозвался невозможный Глаз. — Все слышали о блуждающем глазе, а я он и есть: Блуждающий Глаз. Весьма одинокий в этом подземном мире, как видишь.
— Да? — откликнулся Шедоуспан еле слышно.
— Итак? Мы могли бы составить друг другу компанию, тебе не кажется? Или ты тоже из здешнего проклятого воинства?
— Нет, наоборот, на меня постоянно нападают и калечат с тех пор, как я здесь очутился.
— В высшей степени неразумно было очутиться здесь. Но... да, я знаю. Это нехорошее место. Трудно выйти отсюда незваному гостю. Можно я буду тебя так называть?
— Как? Незваным гостем?
— Ты можешь предложить имя получше?
— Да, Ганс. Меня зовут Ганс.
— Привет, Ганс. Ты можешь называть меня Глазом.
— Просто… Глазом?
Бестелесное явление качнулось в воздухе.
— Да. С большой буквы, если не возражаешь. Шедоуспан не нашелся, что на это ответить, и просто кивнул. Нравилось ему это или нет, было ли это невозможным или нет, но глаз — Блуждающий Глаз — поплыл, покачиваясь, в воздухе рядом с ним, сделавшись отныне его болтливым, саркастично-насмешливым компаньоном.
Спустя некоторое время Шедоуспан не мог не проникнуться симпатией к своему необычному компаньону. Во всяком случае, он уже ничего не имел против такого спутника: проклятая сущность оказалась хорошим товарищем.
Глаз даже помог ему отразить нападение двух Бриммов-Митр, двух здоровяков, чрезвычайно напоминавших погибшего великана из Барбарии и оказавшихся на редкость искусными фехтовальщиками. Глаз стремительно падал с высоты на мрачных двойняшек-Бриммов, словно большая бескрылая птица, пытающаяся отогнать змей от гнезда. Эти налеты заставляли гигантов бездумно, со свистом размахивать мечами и дали Гансу возможность сразить их ибарским ножом и кинжалом.
Огромный зеленый шар последовал за ним даже, когда Ганс попался в ловушку и падал, падал, падал... пока не приземлился довольно мягко... в подземной темнице с гладкими стенами, футов двадцати каждая, и без малейшего намека на выход.
— Мне отсюда не выбраться, — мрачно сказал Шедоуспан. — Пожалуй, начну стучать в стены.
— Это самая блестящая идея, которую я когда-либо слышал со времен легенды о том, что ты, я и весь остальной мир был рожден на спине гигантской черепахи.
— Будь ты проклят!
— Уже проклят, Ганс, — мягко отозвался высокий баритон, на этот раз не так быстро, как обычно.
Ганс заморгал, почувствовав в голосе компаньона неподдельную печаль, и задумался над его словами. Хотя в положении Глаза были несомненные преимущества, как, например, способность летать и говорить, не будучи при этом обремененным телом, которое надо кормить, и ногами, которые можно стереть, все же нельзя было не согласиться, что существование в облике одинокого глазного яблока является несомненным проклятием. Он подумал, что появлению этой новой невероятности — впервые за время его странствий в подземелье оказавшейся весьма дружелюбной! — сопутствовала некая отвратительная и, очевидно, весьма печальная история, подобная истории заколдованного Нотабля.
Шедоуспана разбирало любопытство, к тому же он не хотел показаться черствым или равнодушным, и тем не менее он был уверен, что ему не понравится история Блуждающего Глаза.
— Полагаю, мы оба прокляты! У тебя есть предложения, Глаз?
— Ты имеешь в виду, как выбраться из этой части ада? На этот риторический вопрос Шедоуспан поначалу не счел нужным отвечать, но, когда молчание Глаза затянулось, он кивнул. Отвечая, он постарался, как мог, сдержать раздражение:
— Да. Не мог бы ты высказать предложение, о Глаз, как бы мне выбраться отсюда?
— Постарайся умерить свою язвительность. Бери пример с меня с моим ровным характером. Мудрость есть терпение, знаешь ли. Я здесь нахожусь гораздо дольше, чем ты. Да. У меня есть предложения, как выбраться отсюда. Я-то сам, как ты понимаешь, могу просто вылететь отсюда в любое время. Однако с бесконечным и достойным восхищения великодушием я остался, чтобы составить тебе компанию.
— Я... благодарен тебе, — сказал Ганс не без усилия. Глаз покачался в воздухе, он не выглядел смущенным.
— Не сомневаюсь. Мне это стоило некоторых усилий.
— Глаз... а как насчет моего желания? Как бы мне выбраться отсюда?
Его невообразимый компаньон перестал кокетничать и взялся за дело. Ганс заметил, что он уменьшился в размере и понял, что Глаз удаляется, все еще плывя на высоте семи-восьми футов над полом.
— Следуй за мной.
Шедоуспан пошел на голос и минуты через две уже послушно нажимал на камень — «тот, который справа». Он увидел, как стена открылась, пропуская его в помещение, откуда один пролет лестницы вел вверх, а другой вниз. Ганс направился к лестнице, ведущей вверх.
— Ты действительно хочешь выбраться отсюда, Ганс? Шедоуспан остановился, уже занеся ногу на первую ступеньку, решив, что его собираются отчитать; в самом деле, он был так взволнован, что забыл поблагодарить своего невероятного избавителя.
— Конечно, Глаз, и я благодарю тебя четыре раза!
— Что ж, это, конечно, лучше, чем два или три раза! Во всяком случае, сказано искренне.
Однако, поверь мне, Ганс... ты поблагодаришь меня еще горячее, если подойдешь вон туда и спустишься по лестнице вниз, чтобы покинуть эту дыру.
