Дракон, насмешливо глядя на меня, летел на безоружного, беззащитного Лайка; Лайк что-то кричал, но молния заглушала его крик…
— Держи! — истошно крикнул я Эргэнэ. Я понял: Светлый Клинок принадлежит Лайку и хнумам.
Но и в ее руке рукоять не стала оружием.
Дракон открыл страшную пасть. Ничто уже не могло спасти Лайка Александра.
Я видел во сне! Я совершенно точно видел этот момент, я редко вспоминаю то, что мне снится, жаль, но я вспоминаю сны редко, однако именно этот момент…
Я выхватил рукоять у Эргэнэ, вздрогнув от прикосновения к телу, и швырнул через десяток свордов Лайку. Я не боялся, что промахнусь. Я был абсолютно уверен, что он поймает ее вовремя.
Дракону оставалось лишь сомкнуть челюсти, когда рукоять и ладонь Лайка Александра встретились, и Светлый Клинок вспыхнул там, где только что не могло быть никакого сопротивления.
Лайк полоснул по черной морде, заставив ее уйти влево. Второй удар был направлен в основание шеи — туда, куда до этого бил Грей-Дварр. При всей своей массивности дракон успел ускользнуть: Светлый Клинок рассек кожу-броню, но не проник глубже.
Дракон развернулся так быстро, что Лайк даже не приготовился к атаке. Диайон вовсе не коснулся черного тела. Дракон занял стену. Две уцелевшие правые лапы сгребли Лайка и безусловно убили бы его, но Верховный Стратег Селентины вонзил меч, подаренный хнумами, в рассеченное место на шее создания дьявола, а второй, любимый клинок, с 50-го года живущий на свете вместе с Грей-Дварром, просунувшись с головой в раскрытую от боли пасть погрузил в воспаленное, красное, наверное, очень мягкое нёбо.
И несколько раз провернул.
Черный глаз, по-прежнему смотрящий на меня, лопнул, изнутри пронзенный сталью 50-го года. И, повинуясь инстинкту сновидения, я, бегущий в центр схватки давным-давно, десять свордов расстояния, полтора торна времени, два такта мелодии, я, наконец добежав, вонзил свое простое железное оружие в единственный глазок на маленькой головке черного дракона. Я даже понял, зачем Луна повелела мне сделать это — иначе уходящая жизнь спряталась бы в запасную прямоугольную головку и там тлела, поддерживая смертоносное тело до конца битвы.
Дракон был почти мертв. Его воли, его желания убивать могло хватить на одно-единственное последнее движение. Он мог повернуть правые лапы и разорвать Лайка Александра. Он мог сомкнуть челюсти и уничтожить Грей-Дварра. Но он уже не мог убить сразу двоих.
Из недр загадочной плоти вдруг вырвалось пламя и израненная пасть медленно неотвратимо закрылась.
А спустя тридцать торнов так же медленно разжались длинные, некогда мощные пальцы-отростки на правых лапах.
Лайк встал на ноги и произнес:
— Нечисть.
Я не доверял ему. Особенно в последнее время. Не доверял, не любил, порой побаивался. Все казалось мне подозрительным: странные речи первых дней и немота, сковавшая его в стенах чужого замка; сумасшедший блеск глаз и четвертое имя; загадочная история с невозвращением в Республику и оскорбительная манера не замечать никого, кроме Лайка.
И вот он умер. Непревзойденный, непобедимый воин погиб прежде меня, прежде Эргэнэ. Он казался вечным, в его неуязвимости чудилось что-то нечеловеческое, а он взял и умер, спасая нас, спасая презираемых им хнумов и, конечно же, в первую очередь — младшего Александра, единственного, кого он признавал себе равным.
Да, Лайк располагал к себе, Стратег отталкивал. Я не знаю почему, но так было. Да, в замке и я перестал существовать для него, но в пути несколько уроков мастерства дополнили меня всем тем, что я недобрал, уйдя раньше срока из Ирисового Храма.
Что-то нечеловеческое… Да разве мог быть Верховный Стратег таким, как все люди?
И возможно, я обижал его своим отношением. Возможно, он все видел — и мое недоверие, и мою нелюбовь.
Пусть примет тебя Луна, Грей-Дварр!
А тот из нас, кто уцелеет, расскажет в Лунной Заводи о последнем подвиге первого бойца, второго рыцаря Селентины…
Битва продолжалась!
Тело мертвого чудовища развалилось во всю ширину стены, туловище нелепо изогнулось, металлическая кожа размякла, углы разгладились, огромный хвост свешивался в город. Но трехголовый собрат поверженного дракона был жив. Он снова отбросил защитников на подходах к правой башне, оттолкнулся от стены четырьмя задними лапами и полетел на грифонов.
От правой башни к средней продвигались по стене рыцари.
Мы побежали в среднюю башню.
Отряд из двадцати хранителей готовился к обороне. Из города подоспели еще пятьдесят хнумов.
— Туда! — вскричал Лайк. — Правая башня! Они спустятся в город!!!
И хнумы повиновались. Победа над драконом, гибель многих хранителей сделали свое дело. Пусть на короткое время, но хнумы признавали право человека в синей форме распоряжаться в их городе!
С нами остались Эргэнэ и десять хранителей. Остальные бросились вниз по внутренней лестнице и через город в правый угол.
Во главе с Лайком мы выступили на стену против железной лавины. Чтобы преградить ей дорогу, нужно было всего три воина, всего три, но побеждающих в каждой схватке. О, если бы рядом сражался Грей-Дварр!.. Но и вдвоем мы должны были устоять!
Я больше не был рыцарем. В шкуре, хоть и с мечом, я дрался с людьми, облаченными в железо, как разбойник-ярк, как пират с варварского корабля.
И побеждал!
Логика молнии объединилась с логикой боевых приемов, их союз командовал мной, они сплелись и жили сами по себе, а я лишь следовал за звуком, выполняя кем-то четко продуманный замысел, заново понять который все равно никогда не будет времени. Я успевал за собственными движениями и впервые осознавал, что значит жизнь, что значит битва, как хорошо жить и что такое опьянение этим миром. Я проваливался в восторг, сквозь музыку различая отдаленный звон железа, когда клинки наши скрещивались.
Черный рыцарь хотел достать меня справа, но Эргэнэ ударила копьем, щит пробить не удалось, рыцарь стоял на самом краю, он потерял равновесие и полетел вниз.
Светлый Диайон блистал слева.
Я был наверху блаженства, когда…
…Воспоминания о Храме.
Длинная-длинная дорога на север.
Золотая статуя Отца Гор.
Я открыл глаза. В голове гудело. Небо было серым в красных пятнах.
Я пошевелился. Я был жив и тело мое, кажется, меня слушалось. Похоже, ударили по голове. Я потрогал лоб — он был в крови. Чем и как мог поразить меня черный рыцарь, если после его удара я остался жив?
Я повернулся на бок и приподнялся на локте. Над равниной, ближе к левой башне, происходила воздушная битва: трехголовый дракон сражался с грифонами. Грифоны вились вокруг него, их было уже меньше двадцати.
