Мужчина очень быстро свернул с Аптекарской улицы на Справочный переулок, прошёл через сквозной подъезд, срезал путь через чей-то палисадник и таким манером постепенно завёл меня в совершенно незнакомое место, где не сновали прохожие, не грохотали экипажи и даже не бегали собаки. Фонари горели из рук вон плохо, и за покупателем я шла всё более и более неохотно. Мои любимые романы, которыми я привыкла щекотать нервы после утомительного рабочего дня, напрочь вылетели из головы. Какие вампиры, какие демоны, какие призраки?! Я чувствовала себя скорее героиней полицейской хроники в вечерней газете: о том, как из реки выложили тело обнажённой девушки с перерезанным горлом.
«Глупости, Амалия, — попыталась я урезонить себя, свободной рукой нащупывая свисток для вызова кэба. Пару раз мне приходилось его истошным свистом собирать отовсюду зевак и нечаянных прохожих вместо экипажа. — Глупости. Вечно ты придумываешь! Почему сразу с перерезанным горлом? Тебя могут попросту задушить…»
Эти рассуждения заставили меня ещё больше рассердиться на бурность своего воображения, да так, что в раздражении я чуть было не прошла мимо двери, у которой остановился покупатель.
Женщина, которую мне представили как супругу покупателя, по моему глубочайшему убеждению, не могла быть женой ни ему, никому другому. На таких попросту не женятся. К счастью, приличная одежда и, пусть бедная, но чистая обстановка стесняли несчастную настолько, что она почти не проявляла присущую её кругу распутную вульгарность. Взгляд «жены» был пустым, глаза мутные, порочные, голос хриплый и пропитой. Даже ребёнок без труда догадался бы, кто она такая. Между тем, в осанке чувствовалось какое-то робкое достоинство, в жестах проскальзывало прирожденное благородство, а форма неухоженных рук отличалась редким изяществом. Шляпке бедняжка обрадовалась как дитя и не успокоилась, пока не примерила подарок десятью разными способами.
«Кто она? — спрашивала я себя, привычно помогая завязывать ленты. — Что довело эту несчастную женщину до столь жалкого состояния? Может быть, неудачный брак, преступная неосторожность, развод и падение в самые низы общества? Или юность, коварный обольститель, отбросивший совращённую им девушку как надоевшую игрушку?»
Я размышляла, между тем ловя на себе взгляды «мужа» этой несчастной. Он смотрел то на меня, то на свою «супругу» и, как и в лавке, будто никак не мог принять окончательного решения. Странный человек. Странный и опасный.
«Зачем он выдаёт себя за мужа падшей женщины? Что ему от меня могло понадобиться?»
Наконец, тема шляпки была полностью исчерпана и я, не дожидаясь положенных чаевых, заторопилась домой. Фальшивый муж даже не подумал меня проводить или объяснить дорогу обратно. Удивительно, какие невежи встречаются в наше время!
На улице ещё больше стемнело и, по-прежнему, было безлюдно. Вдалеке раздавался обычный гул города — приглушённо, словно из другой жизни. Вряд ли хоть один кэб свернёт в этот заброшенный переулок, да и у меня не столько денег, чтобы каждый раз брать наёмный экипаж.
Я прекратила теребить висящий на шее свисток и двинулась в сторону шума. Остаётся только гадать, куда я отсюда выйду, хотя это не так уж важно. Главное — оказаться в людном месте, а там можно спросить дорогу или сесть в конку.
Выбранный путь подвёл меня. Улица заканчивалась чьим-то тщательно огороженным садом. Из-за него — уже совсем близко! — шумели экипажи и доносились человеческие голоса. Я строго напомнила себе, что порядочные девушки не ругаются ни на покупателей, заведших неведомо куда, ни на людей, перегораживающих забором дорогу. Следует принять всё как есть и поискать другой путь, вот и всё. Завтра утром (сейчас госпожа Кик уже спит, как я думаю) будет удачный момент для разговора о прибавке. Что-то мне здесь не нравится.
Я всё-таки не удержалась от вздоха, выглядывая, нельзя ли попросту обойти сад, а не возвращаться по переулку в сторону дома мнимых супругов. Что-то мне подсказывало: от этих людей лучше держаться как можно дальше.
«Глупости, Амалия!» — привычно начала я, но в этот момент кто-то зажал мне рот, а после что-то мягкое тяжело обрушилось на голову. Больше я ничего не помнила.
Расскажи мне, дитя, кто качал колыбель
Неприкаяной жизни твоей.
Кто от горьких тревог, от разливов страстей
Уберёг твою робкую тень?
Он ночною порой осыпал серебром
Твои юные чистые сны,
Цвет полынный степной жарким ветренным днём
Приклонял до усталой земли.
Защитить вопреки, чашу боли отъять
От бутона невинного губ,
Чтоб фиалки смешливая лёгкая стать
Сохраниться могла среди вьюг.
Что ж теперь? По-над берегом стылой реки,
Где забвения воды текут,
Он оставил тебя. Не кричи, не зови,
Не вернётся загадочный друг.
Он оставил… Отвесив незримый поклон,
Поручил твои жизнь и судьбу
Неживому, живущему кровью и злом,
И немёртвому, что во гробу.
Расскажи мне, дитя, про былые мечты,
Про желанья, которым цена
Ныне — пфенинг, да горсть придорожной пыли.
Сердце выжмет чужая рука…
Слёз последних, фиалка, не сдерживай ток,
Сколько глаз ещё будет сухих!
Сколько жизней пройдёт, как сквозь пальцы песок,
Оборвав драгоценную нить.
Не страдай о былом над мерцанием вод,
Пей забвенье глоток за глотком.
Ты увидишь, что будет — всему свой черёд.
Но ничто не вернётся потом.
«Прощание с былым» Садовников Александр
Первое, что я ощутила — это жуткую дурноту и головную боль. Второе — что я лежу на жёсткой бугристой поверхности, под головой у меня плоская подушка или нечто, её заменяющее. Третьим пришло смутное ощущение неправильности происходящего. Не так стояла кровать, не таким был воздух вокруг меня, да и причин для дурноты я никаких не помнила. Вчера был самый обычный день…
Я забылась в беспокойном сне и очнулась оттого, что кто-то приподнял меня за плечо и принялся вынимать из причёски шпильки. Чужие пальцы действовали грубо, больно дёргая за пряди. Столь бесцеремонное обращение заставило меня застыть от негодования и изумления; сил, чтобы выразить своё отношение к происходящему, я не находила.
— Не могли сделать это раньше? — брезгливо произнёс у меня над головой мужской голос. — Зачем вообще вы её сюда притащили?
Человек, который держал меня за плечо, слегка вздрогнул и что-то пробормотал. Голос его показался мне смутно знакомым. Я напрягла память.
Шляпная лавка… госпожа Кик… покупатель… незнакомая улица… удар по голове. Давешний «муж»! Он шёл за мной из дома и оглушил? Или оглушил кто-то другой, а этот принёс сюда? Но если так, почему не в лавку, ведь он знает, где она находится!
Меня парализовал страх и единственной мыслью, пробившейся сквозь охвативший меня ужас было — стоит и дальше притворяться спящей, чтобы больше узнать о своём положении… Нет, не стоило мне читать готические романы!
Первый голос раздражённо ответил; я не смогла различить ни одного слова.
— Вы напрасно разговариваете на острийском, — послышался в стороне третий голос. Молодой, тягучий и, как мне показалось, несколько издевательский. — Я прекрасно понимаю каждое слово… несмотря на ваш чудовищный акцент.
Первый голос резко что-то ответил, молодой засмеялся.
— Нет, я не блефую. Ваш друг — он ведь ваш друг, не так ли? — сказал, что она больше подходит, чем первоначальный вариант, который вы для меня подготовили. — Он снова засмеялся. — Какая трогательная забота! А вы этим здорово возмутились. Я ничего не упустил?
— Ничего, — с отвращением ответил брезгливый. — Куда вы дели проститутку? — обратился он к «мужу».
— Отдал деньги и выгнал, — пролепетал тот.
Брезгливый, видимо, не находил слов — он молчал. В стороне тихо смеялся молодой.
— Вы представляете себе последствия этой ошибки? — произнёс, наконец, брезгливый. — Завтра она пойдёт рассказывать о сумасшедшем клиенте, послезавтра окажется в полиции, а потом… Найдите и убейте, сегодня же!
— Будет исполнено, не извольте сомневаться, — унижено пообещал «муж». Он всё ещё держал меня за плечо и сейчас, спохватившись, вернулся к поиску шпилек.
— Да оставьте вы её в покое! — рявкнул брезгливый. — Зачем вам такая ерунда понадобилась?
— Как же, как же, — возразил молодой. — Вдруг она шпилькой заколется?
«Муж» поспешно выпустил моё плечо, и я упала обратно на подушку.
— Кто мог видеть, что вы уводите эту девушку? — спросил брезгливый.
— Никто, — неуверенно ответил «муж».
