* * *
Во второй раз он проснулся от жуткой вони.
Мышцы больше не разрывало изнутри. Только раны на груди терпимо ныли после бальзама. Землю под его животом словно покачивало и иногда встряхивало, какой-то размеренный стук, похожий на удары лошадиных копыт, звучал умиротворяюще…
И тут его осенило. Кони? Городская стража здесь? Наконец-то!
Он открыл глаза…
И в паре сантиметров от себя увидел чью-то грязную, покрытую гнойными язвами ступню. Он дернулся в сторону — но и справа и слева его теснили крепко связанные веревками ноги людей.
Эш оказался в огромной крытой телеге, лежащим спиной на голых досках меж двух рядов пленников.
Взглянув на себя, он обнаружил, что кто-то заботливо надел на него грубую небеленую рубаху. И судя по тому, что кровавых разводов на ней не было, бальзам все-таки сделал свое дело.
А на шее у Эша была веревка с тонкой деревянной табличкой размером с пол-ладони, на которой виднелась кривая восьмерка, нарисованная красной краской.
Глава 2
В повозке воняло немытым телом, кровью и прокисшими сапогами. Люди, ехавшие в ней, выглядели один страшней другого: полуголые, со следами плетей на плечах, или в рваной одежде… У выхода с коротким мечом на коленях и плетью за поясом сидел огромный, почти квадратный стражник. Еще один воин расположился на возвышении спиной к вознице.
Эш приподнялся, подтянул к себе колени — и обнаружил, что у него связаны руки и ноги, как и у всех остальных.
— Эй, крысеныш, не трепыхайся там! — прикрикнул на него стражник. — На лавку пересаживайся спокойно, и без лишних движений. А то до места живым не доедешь.
— А… куда мы едем?.. — сиплым сорванным голосом спросил Эш.
— Куда-куда… Куда возят всех смертников — за границу Внешнего Круга! — брезгливо сквозь зубы выплюнул в ответ стражник.
Эш не верил своим ушам. Смертники? Внешний Круг?.. Каким образом он вообще здесь очутился?
— Но я же ничего дурного не сделал! — изумленно выдохнул Эш.
— Так у нас тут целая повозка невинных — ни одного грешника! — обнажил гнилые зубы в улыбке один из приговоренных.
— Я — свидетель, а не преступник! Я — телохранитель господина Аварры! — возмутился Эш, и его голос утонул в хохоте.
— А что, никого постарше-то в имении не нашлось? — сквозь смех проговорил один из смертников.
— Хранитель мамкиной титьки! — подхватил другой.
У парня от ярости сжались кулаки, а стражник, чуть приподнявшись со своего места, злобно гаркнул на развеселившихся:
— Молчать!
Все, как один, потупились и умолкли.
Уставившись на Эша, стражник с той же интонацией рявкнул:
— А ты на место свое сел и заткнулся!
Происходящее казалось Эшу скверным сном. Подчинившись требованию, он втиснулся на низкую скамью между двумя другими смертниками.
А в голове пульсировала только одна мысль: это какая-то страшная ошибка. Ведь даже если его в чем-то обвинили, сначала должен быть суд. Приговоров без суда не бывает!
И он с надеждой взглянул исподлобья на воина.
— А как же разбирательство?.. — проговорил он.
— Так оно уже было, малец, — хмыкнул тот. — Только ты спьяну его проспал.
Воин вынул из рукава скрученную в трубочку бумагу и громко прочитал:
— «Номер восемь, раб, собственность покойного господина Аварры, опоил дворцовую стражу и открыл задние ворота группе разбойников в количестве тридцати двух человек, пойманных и признавшихся в своем злодеянии». Так что, как видишь, и без тебя разобрались…
У Эша округлились глаза.
Он — кого-то опоил?.. И какие еще разбойники?.. Откуда их вообще взяли?
— Но это все неправда! — взорвался Эш, от негодования забывая, где он и в каком статусе теперь находится.
Сейчас он думал только о том, что белоголовый где-то там, на свободе, и все так же ухмыляется, потому что вышел сухим из воды. — Все было не так! — затараторил он. — В имение господина Аварры ворвались люди со стигмами!..
Резкий тычок ножнами под дых заставил его скорчиться и умолкнуть.
— А божественный орел к тебе не спускался?! — прогрохотал стражник. Схватив Эша за связанные руки, он выдернул его со скамьи в проход, и парень рухнул на днище телеги.
— Раб паршивый, голодранец поганый, пьянь малолетняя! — приговаривал он, охаживая Эша по спине короткой двухвостой плетью. — Ты на кого жевало свое открыл, мразь безродная!.. Я тебя научу!..
Парень крепко стиснул челюсти, стараясь сдержать крик — но не сумел. Плеть терзала его избитое тело, впиваясь в мякоть и разрывая кожу через рубаху, и на каждый удар из груди Эша вырывался низкий грудной хрип…
— Эй, хватит уже! — прикрикнул на стражника воин. —
Не перестарайся. Он хилый, а нам потом по мертвецам отчет держать.
Повернувшись к вознице, воин хлопнул того по спине.
— Останови-ка.
Повозка встала.
— Наружу выкинь его — пусть проветрится, — приказал воин.
И Эша вытолкали из телеги.
Снаружи стоял серый день. Пахло дождем, тучи мошкары вились над лесной дорогой. Мимо проехала еще одна телега, затянутая черной тканью. Вдоль тропы, присматривая за грузом, ехали верховые лучники. Кони под ними нервно вздрагивали, трясли головой и лягали себя задними ногами по пузу, пытаясь отогнать гнус.
— Что стряслось? — спросил один из всадников, подъезжая к остановившейся повозке.
— Да вот, остудить одного надо, — проворчал стражник, развязывая Эшу ноги. — Приглядишь за ним?
— Давай, — без особой радости кивнул тот.
Протащив веревку меж связанных рук Эша, конвоир привязал свободный конец к телеге и скрылся под навесом.
— Трогай! — донесся изнутри голос воина, и возница щелкнул поводьями, пуская коней. Веревка натянулась, заставляя Эша догонять повозку быстрым шагом.
После побоев дыхания не хватало. Жадно хватая ртом воздух вместе с гнусом, Эш сердито отплевывался. Легкий ветерок холодил окровавленную рубаху на спине.
Вот дурак. Кто же станет слушать раба — смертника? На что вообще он надеялся, открывая свой рот? Что пытался доказать?
Губы Эша невольно скривились в мрачной усмешке.
Ему еще здорово повезло, что им не нужен его труп. Конвоиры говорили что-то о необходимости отчитываться за мертвецов. Иначе лежать бы ему где-нибудь в канаве, червей кормить.
Нужно быть осмотрительней, и не высовываться без надобности. А то ведь и до внешнего Внешнего Круга можно не доехать.
— И чего тебе, парень, внутри-то не сиделось? — насмешливо проговорил верховой, почесывая искусанную ляжку.
Эш промолчал.
Эмоции отступали, и теперь в его сознании постепенно начала вырисовываться общая картина случившегося.
В ордене его учили, что суд всегда беспристрастен и опирается только на факты. Чистота совести судей подлежит контролю со стороны духа, и потому никто не вправе указывать ни судье, ни жрецу.
Наставники говорили — есть непреложные законы мира, которые невозможно нарушить.
Однако старик всегда приговаривал, что раз в сто лет даже посреди знойного лета может выпасть снег.
Проникновение убийц на территорию имения суд объяснил предательством Эша. Предательством, которого не было. И даже нашлись какие-то свидетели, подтвердившие его вину — разбойники. Или кого-то под пытками заставили признаться непоймя в чем, или признание подписал воздух.
Что это, как не снег в середине Эмеша?..
Теперь старик мертв, Эш едет в Черной повозке смертников, а настоящие убийцы где-то рядом, на свободе.
Убийцы…
Эш прекрасно помнил черные рисунки на их руках. И это были не просто рисунки, иначе дюжина воинов никогда не справилась бы с дворцовой стражей. Это были стигмы — он не сомневался в этом. А носителями стигмы могут быть только лучшие представители аристократического рода. Означает ли это, что кто-то из аристократов собственными руками убил старика?..
Но кому вообще мог помешать Аварра? Он вел почти отшельническую жизнь вот уже много лет, с того момента, как переехал на окраину в наградное имение. Старик уже с трудом запоминал имена, путал дни недели и месяцы. Сыновья жили в золоте где-то в столице, и за год службы Эша ни разу не навестили отца. Так кому была выгодна его смерть? И почему самого Эша оставили в живых? Кто засунул его в Черную повозку?
