пена.
Это словно послужило сигналом, и вся орда ринулась в сторону девчонки.
Глаза Стины расширились от ужаса, и она сделала то, что первое пришло в голову. Упала на колени и начала истово молиться на незнакомом для Агне языке, сжимая в кулаке амулет, который висел у нее на шее.
Дом содрогнулся, и кажется, даже застонал, а вся нечисть, что крутилась вокруг, начала осыпаться на пол черным пеплом, в считанные мгновения все было кончено.
Ведьма подползла к все еще шепчущей что-то и раскачивающейся из стороны в сторону девочке и с ужасом поняла, что ей отвечают иные силы. Она обняла Стину за плечи и потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, уже совсем рассвело, Стина так же сидела над ней на коленях, над лицом ведьмы раскачивался амулет, висящий на веревочке на шее девочки. Крест с распятым на нем человеком.
— Откуда это у тебя? — слабым голосом спросила она, коснувшись пальцем амулета.
— Къелл вчера дал… — девочка сжала крест в кулачке, словно боялась, будто ведьма сейчас его заберет.
— Понятно. Нужно будет его отблагодарить. — Агне слабо улыбнулась. — Стина…
— Это не мое имя. — Девочка разжала кулак и с вызовом посмотрела ведьме в глаза. — Мне его дали уже здесь, родители меня нарекли по-другому.
— И как же?
— Богданка. — она улыбнулась, словно вспомнив что-то хорошее.
— Значит, и я буду звать тебя Богданкой. — Агне ответила не ее улыбку, неожиданно теплую и лучезарную, и в этот момент пришло ясное понимание. Не огонь. Не смерть. Ни тьма.
Свет.
Они еще долго так сидели на полу, пока Агне не почувствовала, что тело снова затекло и начало ныть. Тогда Богданка помогла ей перебраться на постель. Больше всего после прошедшей ночи ведьме хотелось отоспаться. Денька два.
Но жители деревни если и знали о ее желаниях, то плевать на них хотели. У них были другие проблемы: утром все двенадцать детей проснулись потемневшими лицом и страдающими от жара, который матери не могли сбить.
— Агне, это происки демонов? — Спрашивал ее Ульрик — молодой еще парень, который только обзавелся семьей, и чей ребенок болел сильнее всего, по дороге в деревню.
— Я не знаю. — Горло ведьмы нещадно саднило, поэтому ее голос был мало похож на человеческий.
Она шла рядом, держась за ушибленные ребра и опираясь на плечо Богданки. Путь до деревенского частокола был сложным как никогда и казался ей вечностью, все мышцы горели огнем.
Прохладный осенний воздух приятно холодил горящие огнем щеки, а глаза ведьмы слезились. Она прекрасно понимала, что сейчас, кроме как советом, ничем не сможет помочь обеспокоенным матерям. И все равно упрямо шла за Ульриком к его дому.
Атмосфера горя и отчаяния, пропитавшего деревню, начала давить на виски Агне задолго до того, как она подошла к частоколу. Ведьма успела подметить, что Богданка тоже недовольно закусила нижнюю губу — она чувствовала тоже самое, но в силу отсутствия знаний, не могла дать оценки своему состоянию.
В деревне Агне провожали тяжелыми взглядами, полными ненависти, презрения и надежды. То и дело в спину летели злые шепотки. От самосуда этих людей останавливало только то, что она была единственной, кто возможно, сможет помочь.
— А чернявая-то здорова…
— Это она ее спасла а на наших детей болезнь навела?…
— Лучше б притопили ее вчера и все…
Агне привыкла к пересудам за своей спиной, но сейчас ситуация накалилась до предела. Для того, чтобы людской гнев вспыхнул неконтролируемым пламенем — было достаточно одной искры, и она судорожно думала о путях разрешения этого конфликта. Хоть бы не пришлось бежать. Зима на носу, без припасов и крыши над головой они с Богданкой в лесу не выживут.
Все дома в деревне были одинаковыми — длинные и узкие, они были наполовину вкопаны в землю, а крыша была густо устлана мхом, и располагались в совершенно хаотичном порядке, что делало невозможным поиски нужного дома без знания точного его расположения.
В дверях их встречала Нэл — жена Ульрика. Ее обеспокоенный взгляд, полный надежды был прикован к Агне.
— Вскипяти котел воды. — Вместо приветствия потребовала ведьма, проходя в дом.
Богданка, только зайдя, тут же скривила нос от нестерпимой вони. Хоть внешне это строение и было похоже на дом Агне, внутри все было совершенно другим: не было деления на комнаты, и в одном большом помещении жили и люди, и скот. Пол был устлан соломой, в которую гадили козы и куры, и которая выметалась в лучшем случае раз в месяц. Неудивительно, что они тут болеют.
Агне же, словно не замечая отвратительных запахов, постояла в дверях, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте и уверенно направилась к горе тряпья и соломы, в которой лежал больной ребенок.
То, что дело очень плохо — она поняла с первого взгляда. Болезнь была не похожа ни на одну, известную Агне. Она, конечно, посоветуется с другими ведьмами, но пока она им всем отпишет, пока эти письма дойдут, пока ведьмы соберутся — время будет упущено. Поэтому действовать придется сейчас. Наугад.
Полуторогодовалый мальчуган тяжело дышал и был мертвенно-бледен, на восковой коже ярко выделялись почерневшие вены. Ведьма села рядом с ним на колени и почувствовала исходящий от мальчишки жар.
— Не хорошо это… — Бормотала она себе под нос. Мысли о том, чтобы бежать или скрываться покинули ее голову, она бросила все свои силы на то, чтобы хоть как-то помочь ребенку. Когда Агне вспомнила, что все дети в селении в таком состоянии — ей стало дурно.
Она прикрыла глаза и положила ладонь на лоб ребенка. Первое что нужно узнать — это природу болезни — телесная или душевная. Но тело ребенка откликалось как полностью злоровое, а в душе ворочалось что-то маленькое и злое.
Она отдернула руку, словно обжегшись. Этого быть не может. Только дети, наделенные силой, уязвимы для отравления души и для бьюрдов[1]. Обычная ребятня никогда не интересовала этих тварей — слишком малые потоки энергии проходят через их тела.
Ребенок, наделенный силой, обычно не слишком сильно страдал от них — он становился вялым, глаза потухшими, его не интересовали больше детские шалости и забавы. Если рядом находился знающий взрослый — он быстро распознавал симптомы и избавлял детское тело от недуга еще до того, как начнутся изменения. Но даже если рядом никого не оказывалось, и ребенок сгорал в болезни, вызванной отравлением иной сущностью — этот процесс занимал месяцы, а то и годы. Нередки были и случаи самоисцеления.
Но чтобы
