с другой стороны стола, я изучаю его лицо. Здесь темно, но я все же могу разглядеть светлые полосы у него на шее, ведущие к вискам — словно едва заметные шрамы. Любопытно. Многие знают, что аптекари-войеки зарабатывают на стороне, сводя татуировки у дезертиров-Груулов, и что заклинания для удаления чернил куда сильнее, чем те, что используются для нанесения. Теперь я лучше понимаю, с кем имею дело.
Передо мной черные фигуры, так что я делаю первый ход.
Старик делает движение пальцем, и один из его солдат скользит по доске. Выходит, это маг... Помимо обычного наблюдения, о собеседнике можно многое узнать по его манере игры в «Кланы и легионы». Когда я в первый раз обыграла отца — по-настоящему обыграла, а не когда он мне поддавался, — он ужасно гордился мной. Когда я обыграла его во второй раз, он швырнул доску в стену. Дрожащей рукой я беру фигурку священника. Надежный, но предсказуемый ход.
— У тебя есть имя, которым я могла бы называть тебя? — спрашиваю я.
— Если хочешь, ты можешь называть меня Брейзер, войек Веслин.
— Зови меня просто Оссет, — я сокращаю дистанцию между нами, чтобы выстроить доверительные отношения. Движением пальца старик отправляет вперед свою фигурку ангела, оставляя ее совершенно беззащитной. Приманка? Меня терзает желание расспросить его об той информации, что у него есть, но сейчас слишком рано. Не обращая внимания на его дерзкий ход, я закрываюсь небесным рыцарем. Скучное и пресное решение.
— Ты часто играешь в «Кланы и легионы»? — спрашиваю я. — Я соревновалась в лигах, когда была подростком.
— Там, где я рос, такого не было.
— Очень жаль. Детям на пользу дисциплина, которой они учатся в игре, — я понимаю, что сказала что-то не то, когда его верхняя губа ползет вверх, обнажая зубы. Я сдаю назад: — Но ты знаешь, в хаосе игры тоже есть своя красота. Отец однажды сказал мне, что вариантов партии из сорока ходов больше, чем волосков у всех живых существ Равники.
— В самом деле? — спрашивает Брейзер, приподняв бровь. — Я никогда не думал об этом в таком ключе.
Я выставляю вперед ангела, жертвуя фигурой. Я смогу продолжить партию и без нее, но истребление всей моей армии будет лишь делом времени. Брейзер сбивает моего ангела одним из своих солдат, но не забирает фигуру в свой могильник. Вместо этого он поднимает на меня глаза, и боль в его взгляде отдается у меня по всему телу. Он готов говорить.
— Что же ты хотел рассказать мне, Брейзер? — спрашиваю я. — Я слушаю, и все, что ты расскажешь мне, я сохраню в строжайшей тайне.
— В Легионе Боросов есть шпион.
— Ладно. Можешь сказать мне, кто это?
Он кивает.
— Но сперва я хочу, чтобы из Врат Войны отпустили заключенную. Освободи ее, и завтра на закате на рынке тебе передадут все нужные сведения, — он протягивает мне клочок бумаги с именем. «Баас Солвар». Я никогда не слышала о ней — это точно не кто-то из наших знаменитых политических заключенных.
— Я хочу помочь тебе, Брейзер, но такие вещи занимают много времени. Существует официальный процесс. Нужно подать запрос, дождаться одобрения...
— Ты знаешь, сколько в «Кланах и легионах» существует партий из трех ходов? — спрашивает меня Брейзер.
Я киваю. Это все знают.
— Одна. «Ошибка Разии». Но чтобы ее провернуть, соперник должен практически тебе помогать.
— Верно. Подкуп. Шантаж. Взаимные услуги. Ты игрок, Оссет, но это определенно никакая не игра.
Я слежу за тем, чтобы голова оставалась совершенно неподвижной, потому что сейчас мне больше всего хочется протестующе ей замотать. Нет никакой чести в том, чтобы мешать отправлению правосудия. Но предатель в рядах Легиона — это еще уже, особенно сейчас, когда нарастает напряжение. В Легионе Боросов мы делим мир на черное и белое. Оттенкам серого нет места: мы лишаем свободы за еще не совершенные преступления, мы готовы пожертвовать жизнью солдата ради самой идеи мира во всей Равнике, мы накажем голодного ребенка за кражу еды. Это наша исконная сила, но одновременно и величайшая слабость.
— Я посмотрю, что можно сделать.
Я работаю до позднего вечера, заполняя бумаги на освобождение заключенной. Баас Солвар, арестована во время устроенных Груулами беспорядков. Ранее не привлекалась. Скорее всего, она просто оказалась не в том месте не в то время. Все на самом деле оказалось очень просто. Небольшая взятка адъютанту сержанта Скормака, и она подсунет бумаги на освобождение в его стопку документов на подпись. Уверена, мой прежний командир был бы не против. Он говорил, что хочет, чтобы я добилась успеха, чтобы он мог мной гордится. Сержант торчит в Четвертом крыле почти столько же, сколько я сама, и понимает, какое это достижение — выбраться. Завтра с утра я первым делом лично отнесу бумаги в тюремный лагерь Врат Войны, сэкономив два дня бюрократических процедур, и к завтрашнему обеду Баас Солвар будет свободна...
Мой взгляд замирает на прошении об освобождении. Что-то не так — и я понимаю, что. Я пытаюсь не обращать на это внимания. Пытаюсь не замечать этого, как не заметил тот, кто оформлял ее арест. Но похоже, что все, чего я пытаюсь не замечать, кричит во весь голос, требуя быть замеченным. Баас Солвар — не полное ее имя. Ее зовут Баас Солвар Редли. Скорее всего, она родственница Гована Редли, налетчика из Кольца Руин, который наложил заклинание всеобщего хаоса на рынок Жестянщиков. Покупателей и продавцов охватил гнев и недоумение, и они набросились друг на друга, вооружившись снедью и прочими товарами. Двадцать четыре трупа. Сто семьдесят шесть раненых. Я прячу бумагу под стопкой других, но уже не могу выкинуть ее из головы. Мое сердце бешено колотится. Кто представляет большую угрозу для мира? Та, кого мы знаем, нападающая на нас на улицах, или неизвестный, вредящий нам изнутри?
— Работаешь допоздна, войек? — Аресаан кладет ладонь мне на плечо. — Минотавры постоянно работают в два раза дольше, но вполовину силы, верно?
Свет Легиона | Иллюстрация: Alex Konstad
— Ради Тажика! — я сердито стряхиваю ее руку. — Тебе мало потенциальных новобранцев, которых ты можешь донимать своими талантами?
Я снова выдыхаю — это происходит уже автоматически, — и поворачиваю к ней взгляд. Это все равно, что смотреть на солнце, не обращая
