А они шлют барышню.
Да ее после первого же выезда откачивать придется. А через неделю что? В Тихую пристань уйдет?
Твою ж…
Мэйнфорд, а теперь постарайся засунуть свой скептицизм в задницу и отнестись к девочке серьезно. Она отнюдь не глуповатая блондинка, из тех, с которыми ты предпочитаешь крутить романы. У Тельмы первый уровень с перспективой выхода на нулевой. Потенциал ее огромен…
…и что толку от этого потенциала, если использовать его не выйдет?
…и будь ее желание, Тельма получила бы место в Доме-на-Холмах, не говоря уже о том, что на распределение прибыли представители всех Корпораций.
…вот и ехала бы к цвергам. Или к альвам. Мэйнфорд успел усвоить, что к альвам юные девы относятся с особым трепетом, который изрядно экономит оным альвам, что время, что средства.
Как лучшая в выпуске, Тельма получила право выбора…
…только выбрала она как-то криво.
…и представь удивление комиссии, когда из всех заявок, она приняла именно твою. Мэйни, будь осторожен! Тельма — умная девочка, хотя ты напрочь отказываешься верить в существование женского ума. Но она никогда и ничего не делает просто так. И если уж она предпочла твой клоповник двадцатитысячному контракту, на то имеется веская причина. Другое дело, что я и близко не могу предположить, что именно подвигло Тельму на подобный шаг, и это меня, признаться, несколько тревожит.
…а уж как это тревожит Мэйнфорда. По прихоти взбалмошной девицы и он, и все третье отделение остались без чтеца.
Лучшая?
Да может и лучшая на тренировочных полигонах. И артефакты старинные считывать умеет великолепно, но вряд ли девица когда-либо в куцей своей жизни с трупами сталкивалась.
С кровью.
С бессмысленной человеческой жестокостью, в которую собралась нырнуть…
…я пыталась поговорить с ней, но Тельма… она мила, вежлива, не более того. И отвечала ровным счетом то, что я хотела бы услышать. То есть, ее ответы были слишком правильными, чтобы относиться к ним всерьез.
Я чувствую в ней не то, что второе дно, скорее омут, который Тельма скрывает ото всех. И скрывает так хорошо, что штатный наш душевед не способен даже почувствовать наличие этого омута.
Мэйнфорд пробежался по строкам.
Понятно.
Дорогая сестрица в очередной раз видит то, чего на деле не существует. Омуты, призраки… нет, призраки, естественно, встречались Мэйнфорду, но в большинстве своем были созданиями безобидными. Остаточные эманации личности, не более.
Ладно, в Бездну первородную призраков вместе со всеми страхами сестрицы. Хватит и без них проблем… или не проблем, но…
Мэйнфорд потер переносицу.
Ничего.
Он посмотрит на эту особу особо одаренную. А потом придумает, как от нее избавиться, чтобы отделение не пострадало.
Самое забавное, что, невзирая на уверения сестры, Тельма Дварге была блондинкой.
Голубоглазой.
На удивление некрасивой.
Блеклая.
Вымытая дождем добела. Волосы обрезаны неровно, вымокли, слиплись. Капли воды блестят на коже, которая тоже слишком бледна. Такая у трупов бывает, а никак не у живых людей.
Квадратное безбровое лицо с тяжелым подбородком. Узкие губы. А нос массивный с горбинкой. Глаза же, прозрачные, что лед, на этом лице теряются.
Форменный костюм сидит на ней… а как на корове седло и сидит.
Слишком высокая она.
Тощая.
И пиджак висит, что на вешалке. А юбка, кажется, вот-вот сползет.
— Вы нам не подходите, — Мэйнфорд нарочно разглядывал новенькую пристально, пожалуй, чересчур уж пристально. Не отказал себе в удовольствии задержаться взглядом в вырезе пиджака, в котором, правда, видна была лишь серая рубашка. И на ноги пялился старательно, хотя ноги, мосластые, слишком мускулистые, того не стоили.
— То есть, — блондинка заговорила низким грудным голосом, — вы отказываетесь от меня?
Она не краснела.
Не белела.
Не заикалась. Она спрашивала спокойно. И если повезет, если в ее голове, как то утверждала сестрица, и вправду имеется хоть капля мозгов — должна же Матушка-Природа хоть как-то компенсировать уродство — то у Мэйнфорда получится объяснить дамочке, что лучше ей уйти.
— Да.
— Официально? — уточнила она.
— В каком смысле?
— В прямом. Согласно пункту третьему Уложения о контроле за Одаренными, относящимися к Первой категории общественной полезности, вы, в случае, если ваша заявка удовлетворена некорректно, обязаны, составляя отказ от распределенного по заявке одаренного, указать, что именно вас не устраивает.
Она произнесла эту чушь, глядя Мэйнфорду в глаза.
Проклятье!
Да не одна баба до этого дня… да что там, баба… собственный начальник Мэйнфорда и тот избегал прямого взгляда, а эта… еще и насмехается.
Нет, она предельно вежлива, и на губах ни тени улыбки, в глазах — тем паче, глаза эти вовсе будто из Предвечного Льда вытесаны, но ведь Мэйнфорд всем нутром своим чувствует, что насмехается.
— И я, как специалист первого круга распределения, — продолжила девица, — имею право знать, в чем, собственно говоря, проблема. Вас не устраивает мой уровень?
Издевается?
Первый уровень с потенциалом на нулевой…
— Или же моя квалификация? — определенно издевается, понимая, что, поставить под сомнение ее квалификацию — значит связаться с треклятою сенаторскою системой сертифицирования, которая от Мэйнфорда мокрого места не оставит.
Даже если он прав.
Даже если он тысячу раз прав.
— В любом случае, я буду настаивать на комиссии…
Вот комиссия точно Мэйнфорду нужна не была.
Спасибо, сестрица, удружила. Не могла пораньше предупредить, пока это недоразумение не прибыло.
— Вам здесь не место, — Мэйнфорд испытывал преогромное желание хорошенько тряхнуть упрямую дурочку.
— Почему?
Она действительно не понимает?
Или… понимает? И понимает прекрасно. Но спрашивает исключительно потому, что знает — ее вопросы злят Мэйнфорда… и если так, то…
Демоны Бездны…
Он осторожно подвинул груду папок к краю стола. Переложил перо на подставку. Накрыл чернильное пятно пальцем. Простые действия успокаивали. А спокойствие требовалось, чтобы продолжить беседу. В конце концов, не хватало еще, чтобы какая-то особа, пусть и излишне наглая для своих юных лет, стала причиной внеочередного выброса.
— Вы… — Мэйнфорд вытащил костяной шар и сжал его в кулаке. — Вы вообще представляете, чем мы здесь занимаемся?
— Да.
Сухо. Коротко.
Обтекаемо.
— Вы вообще трупы живьем видели?
Прозвучало… нелепо.
Нет, попадались и такие, которые живьем, но эти проходили уже по четвертому ведомству.
— Видела.
И вновь молчит.
Смотрит.
Что с ней делать? Или… просто подождать? Пара-тройка выездов, и эта некрасавица сама запросится к цвергам, а там…
Глядишь, как-нибудь и наладится…
Глава 3
Он не изменился.
Нет, Тельма прекрасно знала, что десять лет для малефика его уровня — не срок. Но знать — это одно, а видеть — другое. И она робела, страшась, что вот сейчас этот мужчина встанет.
Обойдет огромный свой стол.
И скажет:
— Ну, здравствуй, Тельма. Ты выросла…
Выросла.
Когда в Каверли перевели, тогда и выросла. До этого три года по приютам, один грязней другого, словно ее нарочно пытались упрятать в самую глухую дыру в надежде, что она, как и сотни иных сирот, сдохнет. Не важно, от голода ли, от лихорадки, еще от какой напасти.
А она выжила.
И стоит вот теперь, смотрит в темные глаза. Что ему написали? А директриса написала, тут и думать нечего, предупредила дорогого братца… все они одной крови, одной грязи. И знать-то она ничего не знала, хотя изо всех сил притворялась другом, лезла в душу. Только Тельма к этому времени достаточно повзрослела, чтобы понять: друзей не существует.