один выход.
— Какой?
— Земля.
I
По пути на Землю особо грустить и размышлять было некогда. Попробуйте засунуть в небольшой катер с одной койкой, парой кресел и журнальным столиком, втиснутыми в узкий салон, супружескую пару с младенцем и юную шотландскую овчарку, которая, вопреки распространенному мнению об этой породе, сама ещё нуждается в няне. Весь полёт я металась между Джейми и Аликом, которые выли по очереди, а иногда вместе. Причём, если Алика можно было положить на колени к папе, уткнувшемуся в какой-то древний инопланетный фолиант со страницами из змеиной кожи, необходимый ему для выполнения миссии, то Джейми утихомирить можно было только одним способом: накормить его до отвала. Однако это не избавляло от необходимости постоянно следить, чтоб он не грыз панели обшивки, не вставал лапами на пилотский пульт и не устраивался по своим надобностям на ковровом покрытии.
Когда же в иллюминаторе засветились пограничные буи Солнечной системы, и радиокибер весёлой морзянкой выдал в пространство наши позывные, чтоб связаться с пропускными службами, я наконец-то вспомнила, как улетала отсюда два года назад. Бог мой, неужели всего два года? А мне кажется, что прошла целая вечность. Я изменилась до неузнаваемости и не один раз. Узнают ли меня мои близкие и родные, от которых я сбежала, не простившись, влекомая в неизвестность своим ещё неясным тогда предназначением? И ведь я не собиралась сюда возвращаться. Очень-очень долго. Может быть, вообще никогда. И вот я снова вижу голубой шар в сиянии радужной короны, выплывающий из мерцающей ночи в до боли знакомом окружении звёзд.
И мне уже совсем не страшно и не стыдно, потому что назад возврата нет. Поймут ли это они, мои родные и близкие?
— Волнуешься? — Кристоф отложил свой фолиант и присел рядом на подлокотник кресла.
— Нет. Чтоб ни случилось, это моя Земля. Мой вечный дом, который я в течение сорока лет обустраивала.
— А я волнуюсь. Я не был здесь двести лет, и теперь там всё другое, а мои родители… Наверно, мне уже не удастся отыскать их могилы.
— Тебе понравится здесь. Мы в своё время неплохо поработали.
— Лишь бы Алу здесь было хорошо, — вздохнул он и пересел на кушетку, задумчиво глядя на стоящую рядом колыбель.
II
Мы подлетали к Земле, когда до слёз знакомый вежливый голос диспетчера поинтересовался, на каком космодроме мы желали бы приземлиться. Я даже не предполагала, каким наслаждением будет для меня просто назвать уверенным голосом кодовый номер моей, вернее, уже в прошлом моей, личной посадочной площадки возле моего, в прошлом моего дома.
Мне без задержки дали разрешение, и я, положив руки на штурвал, легко повела катер вниз по круговой траектории. Как это ловко у меня получилось! А ведь когда-то у меня это получалось не менее ловко, но я даже не задумывалась об этом. Но я действительно была дома. Уютная, защищённая и мудрая Земля распахнула мне свои голубые объятия. Что для неё какие-то два года? Она, быть может, даже не успела меня забыть. Она всё та же надёжная, тёплая и родная, такая как два года назад, когда я сбежала отсюда, от её уюта и защищённости, чтоб встрять в бесконечную войну Добра и Зла в других, неспокойных мирах.
Кристоф снова пересел на подлокотник пилотского кресла и с живейшим интересом смотрел вниз. Он уже забыл о волнении и тревогах. Ему было любопытно. Он как ребёнок осматривал незнакомый мир, радуясь возможности совершить своё личное открытие.
— Мне нравится, — кивнул он, когда внизу пронеслось огромное и бесконечное поле Байконура, расчерченное на взлетно-посадочные площадки и сверкающее чешуйчатой бронёй, где каждая чешуйка была крышей огромного звездолета. Огромного по нашим, рокнарским меркам. Я невольно искала глазами экспериментальный док и посадочную площадку звездолёта, который так долго был моим. И нашла. Крохотная серебряная капля ослепительно сверкала на своём месте. И мне на мгновение стало грустно, сердце сжалось от нежности, и на глаза уже готовы были навернуться слёзы, но катер промчался дальше, капля исчезла, а Кристоф остался рядом. Отказавшись от «Эдельвейса», я нашла его. О чём мне жалеть? Каждому своё, а на двух тронах не усидишь.
— Ты что, жила в пустыне? — озабоченно спросил Кристоф, глядя на расстилавшуюся внизу равнину.
— Это казахстанская степь.
— Кошмар, — пробормотал он.
— Тут есть оазисы.
— И песчаные бури.
— Не припомню.
— Неважно. Мне здесь не нравится.
— Лишь бы Алу здесь было хорошо, — улыбнулась я и повела катер вниз, к появившемуся там островку зелени.
III
Дом, мой радужный дом с прозрачным куполом библиотеки всё так же стоял над круглым зеркалом пруда в окружении тенистых деревьев. На водной глади всё так же покачивались мои любимые лотосы, а круглые окна в боковых пристройках были повернуты на оси, чтоб в комнаты проникал свежий запах роз, растущих в саду. Всё было так же, как два года назад… А впрочем… Слева я увидела небольшой радужный домик башенкой. Его раньше не было. Между старым домом и этой башенкой виднелась голубая глянцевая стена ещё одной постройки. Я с некоторым недоумением смотрела на эти новшества и вдруг поняла, что меня задевает, что без меня тут что-то изменилось. Это было глупо. Я вздохнула, улыбнулась и посадила катер рядом с изящной женской авиеткой, чем-то похожей на мою «Ласточку», оставленную когда-то на Земле.
Открыв дверь, я вышла на улицу и действительно уловила запах роз.
— Как я выгляжу? — спросила я, не оборачиваясь.
— Умопомрачительно, — отозвался Кристоф и тоже спустился вниз, надевая на ходу браслет с экранчиком, настроенный на видеокамеру, укреплённую над колыбелью.
— Умопомрачительно? — неожиданно испугалась я. Мне казалось, что я выгляжу просто хорошо. Я специально выбрала чёрное платье с открытым лифом, отделанным белым атласом, и нижней юбкой из пенного кружева, и не стала ничего придумывать с прической. Просто собрала волосы в хвост на темени. — Ты думаешь, меня не узнают?
— Ты прекрасно выглядишь, милая, — ласково улыбнулся он, — но не забывай, что из-за рокнарского солнца ты теперь платиновая блондинка.
— Боже.
— К тому же твоего сына зовут по-французски, а муж не знает ни одного русского слова.
— Господи, если папа об этом узнает…
— А растерянный вид придает тебе сходство со школьницей.
В этот момент за нашими спинами раздался восторженный лай, и Джейми вылетел из своего заточения. Это глупое создание понеслось по белой площадке, а потом, спутав голубую воду с голубым рокнарским песком, продолжило свой стремительный бег по поверхности водоёма и, самое удивительное, что сумело проскочить метров пять,
