class="p1">— А люди, говорят, что ведьма, — мужик покачал головой, потом закинул меня на плечо и понес к выходу.
Вот тут бы мне и проснуться. Но нет. Мы оказались на площади. Здесь толпился народ. Кто-то кричал:
— Ведьма! Ведьма! Сжечь её!
— Она моих курей подавила!
— Она мою корову сглазила!
— А у меня из-за неё молоко пропало!
Что за театр абсурда! Прямо средние века какие-то! Я всё ждала, что меня кто-то разбудит, выдернет из этого наваждения. Но мой страшный сон продолжался.
Мужик, наконец, поставил меня на ноги, я уже хотела было закричать, что все они ошибаются. Но мне снова заткнули рот кляпом. А потом началось что-то совсем не объяснимое. Ко мне подошли какие-то старцы в длинных белых рубахах, все высокие, седые как лунь, в руках у каждого палка. Они вперили в меня свои злые глазенки и в один голос, как по команде, прокричали:
— Верим вам люди, ведьма она! На костер, её!
Чьи-то руки тотчас меня подхватили и снова куда-то потащили. Тащили не долго, здесь же на площади стоял столб, вот к нему-то меня стали привязывать. А потом подбросили к моим ногам каких-то палок и подожгли их. На этом захватывающем моменте моё сознание сжалилось надо мной, и поплыло подальше от этого кошмара. Перед самой отключкой я загадала, что в следующий раз очнусь дома, ну или на крайний случай, в больнице. Наивная…
Много сотен лет от сотворения мира, серпень, шестица! (Анна)
Тепло — это было первое, что я ощутила, когда снова пришла в себя. Голова была перебинтована и почти не болела. Дышать было тяжеловато, и во всем теле ощущалась дикая слабость. Но это вполне объяснимо: у меня же травма головы.
Я лежала на чём-то в меру мягком, и одежда на мне была сухой. Правда, нижнего белья снова не наблюдалось. Но в реанимации же его и не положено надевать на пациентов. Я была уверена, что сейчас открою глаза в палате.
И я с улыбкой на устах разлепила веки. Ешкин кот! Где я? Где моя уютная больничная палата? Я лежала на лавке в какой-то землянке, чем-то похожей на поруб, только более светлой. В одном углу этого помещения был сложен каменный очаг. На нём стояли чугунки, в которых что-то булькало. А в другом находилось что-то типа алтаря с какими-то деревянными фигурами. Вокруг стен стаяли скамьи. В центре имелся очень странный стол. Под потолком сушились разные травы и коренья. А рядом со мной на коленях сидела какая-то старуха. Глаза её были закрыты. Старуха раскачивалась и тихо пела на незнакомом мне языке. Правда несколько раз я уловила знакомое сочетание звуков, что-то типа «Троян-отче» и «Макошь-мати». Господи, куда я попала?
В горле запершило. Я не удержалась и закашляла. Старуха прервала своё пение, открыла глаза, и внимательно посмотрела на меня.
— Очнулась, слава Богам! — проговорила она. Её взгляд, обращенный на меня был мягким, даже ласковым. Она наложила мне руки на грудь, и кашель прошел.
— Где я? — тихо спросила я её.
Старуха задумчиво посмотрела на меня, потом молча встала, подошла к очагу и налила какой-то жидкости из чугунка в глиняную чеплашку. Она подошла ко мне, приподняла мне голову и поднесла чеплашку ко рту.
— На вот, попей, полегче будет!
Я сделала глоток и поморщилась, жидкость была отвратительной на вкус, настолько отвратительной, что я с трудом подавила рвотный позыв:
— Я не могу больше, — пролепетала я.
— Можешь! Надо выпить всё! Травы поставят тебя на ноги.
Как ни странно, следующие глотки уже не были настолько противными, а под конец этот отвар показался мне почти вкусным.
— Вот так, умница! — похвалила меня старуха. — Теперь можно и поговорить, заблудшая душа?
— Почему я заблудшая душа? — спросила я.
— Ну а как же понимать то, что вижу я перед собой Забаву, а разговариваю с тобой.
Понятнее не стало. Почему она видит Забаву? Кто такая это Забава? Мой двойник? Слишком много вопросов.
— Кто такая Забава? — я решаю начать именно с этого, ведь всё сходится именно на ней.
— Унучка моя родненькая, Колошею-убивцем в мир духов отправленная, — отвечает старуха, и её глаза наполняются слезами.
Колоша, это имя я уже где-то слышала. Точно, это же он тащил меня на озеро, утопить пытался, ведьмой обзывал. Что-то там ещё про мужицкую силушку было. От активной мыслительной деятельности заболели виски.
— Я помню Колошу, — проговорила я, — он меня утопить пытался.
— Не тебя, а Забаву, — поправила меня старуха.
— Ну, да, он меня с ней перепутал, — кивнула я, — наверное, мы очень похожи.
— Ты не поняла, девонька, — покачала головой старуха, — ты есть Забава.
— Нет, — возразила я, — я — Анна.
Старуха снова отошла от меня. На одной из скамеек стояло ведро, она зачерпнула из него воды в деревянный ковш, поднесла ко мне и помогла мне приподняться.
— Смотри!
Божечки, на водной глади отражалось бледное лицо с большими зелеными глазами. Не моё лицо! Конечно, вода — это не зеркало. Но, отличить лицо тридцатилетней женщины от симпатичной, хоть и изможденной болезнью мордашки молодой девчонки можно.
— Как же так? А где я? — я в растерянности посмотрела на старуху.
— Ты тут, — ответила она.
— Но это не я! Эта девушка не я? Как я оказалась тут?
— Я тоже хотела бы это знать, девонька, — старуха убрала ковш и села рядом, — ну что, теперь поговорим, Анна?
— Поговорим, — согласилась я, хотя любые разговоры сейчас мне казались бессмысленными. Я никак не могла поверить, что я — это теперь не я.
— Расскажи, кто ты, а потом я расскажу про нас, — предложила старуха.
Хорошая задачка. С чего бы начать? Так, чтобы не сильно шокировать эту добрую женщину. Я ещё раз окинула взглядом её убогое жилище, и мне пришла в голову дикая мысль, она требовала подтверждения.
— Какое сегодня число? — спросила я со страхом.
Старуха посмотрела на меня растеряно.
— Не ведаю, чего тебе надобно, девонька. Слова ты говоришь незнакомые.
— Ну, дата какая? — я снова наткнулась на недоуменный взгляд. — Век? Год? Месяц? День?
Старуха немного помолчала, а потом проговорила:
— Дык ужо много сотен лет прошло от сотворения мира в Звёздном храме, а идет сейчас серпень, ужо на вторую половину перешёл, скоро на жатву пойдём. Так шестица днесь, кажись, — она встала и пошла к очагу. — Вечереет, щепань запалю, да питьё тебе надо настоять к ночи.
Отличная дата: много лет от сотворения мира, серпень, шестица! Это мне совсем ни о чём не говорит.
— А правитель у вас кто, —
