лопнет.
— Идем, кузен!
Бессловесной жертвой из сказки Валерия не стала ни в коей мере. Столько презрения в устремленных на мачеху глазах Алексис встречал лишь во взгляде Мидантийского Леопарда. Или Мидантийской Пантеры. При виде дяди Юлиана.
А вот на самого юношу кузина глянула куда благосклоннее.
Вторая за последние четверть часа дамская ручка подхватила юного мидантийца под локоть.
Какое все-таки чудо — квиринские наряды! Выезжают дамы в обычных светских платьях, но дома… Ох уж эти туники юных барышень!
Представлена ли уже кузина в свет? Вряд ли. Хотя если Алексис ошибся на год-другой… В прежние-то годы ее возраст интересовал его даже меньше вышивок предыдущей тетушки.
— Вы меня спасли, кузина.
— Валерия, — рассмеялась девушка. Мелодично и искренне.
Решила, он уже и имя запамятовал?
Все-таки Квирина — не Мидантия. Здесь всё проще. Замужние дамы доступны откровеннее, юные девы не опускают глаз.
— Увидев, что вас вот-вот сожрет… эта, я не могла не прийти к вам на помощь.
— Так дядя меня не ждет?
— Уже ждет, — серебристый смех девушки напомнил колокольчик. — Я послала слугу доложить, что вы жаждете его видеть. И у вас для него — целая куча новостей из Мидантии. Так что сочиняйте новости. И свежие сплетни.
Ему их и сочинять не надо — на три романа хватит. Но, увы — не из тех, что рассказывают давно не виденному дяде. Особенно, если намерен у него поселиться. Надолго. Да еще и заручиться родственной поддержкой и покровительством.
Неплохо бы и для кузины придумать какую-нибудь романтическую историю. Юные девы обожают слушать про трагическую любовь не меньше, чем зрелые дамы — о том, как молодо выглядят.
А еще — нужно быть осторожнее. Все альковные приключения — вне дядиного дома. Кузина — слишком невинна, тетя слишком… наоборот. И за обеих дядя если не убьет, так из дома выставит. Заодно ославив на всю Сантэю.
И правильно сделает.
Глава вторая.
Квирина, Сантэя. — Аравинт.
1
Белый лебедь величественно плывет по синей двери. А ее ручка — перо его крыла.
— Дорогой племянник!
Встающий из-за стола дядя — это, конечно, не тетя. Спинку тереть не полезет, и выреза у него нет. Но такое обращение успело уже оскомину набить. Сладкое — вкусно, но приторное…
И почему Алексис не поселился в гостинице? Может, еще не поздно?
Мидантиец бросил тоскливый взгляд в окно. Там солнышко светит! Настоящее — не то, что на местных монашеских сутанах.
Юноша обреченно опустился в позолоченную парчу мягкого кресла. Дома отец предпочитает кожаную мебель и абсолютно прав. Но в предложенном кресле под обивку не лезут.
— Сейчас принесут обед, — дядя потянулся к пузатому графину с золотистым вином. И поспешно налил себе и племяннику.
Себе — первому. И больше. Намного.
Вообще-то его лицо юному Стантису не нравится. Дядя явно пьет много. И давно. Немудрено, что в доме — готовый бордель. Ну ты и вляпался, Алексис!
— Благодарю, дядя.
— Как здоровье батюшки?
Почтительный сын и сам хотел бы знать. Батюшку он не видел три месяца. А письма на проезжую дорогу не доходят.
— Спасибо, он здоров. Шлет вам письмо.
Вот и всё. Предваряя вопрос: «Надолго ли ты к нам?»
Разумеется, письмо дядя взял. И отложил, дожидаясь, пока слуги (это юные дамы щеголяют в туниках, а прислуга — в ливреях) внесут в кабинет вкусно благоухающие блюда. И еще три графина — с разными винами.
Соблазнительно, конечно, составить дяде компанию. Всё равно выпьешь меньше такого собутыльника.
Соблазнительно — в память об отцовском доме, где уже третий бокал приходилось разбавлять. Под бдительным родительским взглядом. А теперь — можно всё.
Но напиваться тоже лучше за пределами столь гостеприимного дома. Чтобы не проснуться в шелковой постели тети.
Прежде чем перейти к родственному посланию, дядя успел наговорить племяннику комплиментов из репертуара: «Как ты вырос!» Отметить поразительное сходство Алексиса с отцом. И под это дело осушить четыре бокала и ополовинить пятый. Причем вино оказалось вовсе не разведенным.
И все-таки сердце ухнуло куда-то вниз — когда обрамленные нездоровыми мешками опухшие дядины глаза уткнулись в голубоватый навощенный лист. Подделка на не слишком искушенный взгляд Алексиса — идеальная. Дело рук истинного мастера. А квиринский родственник уже захмелел как целая сапожная мастерская. Но всё же…
— Ох уж эти женщины! — дядя залпом осушил остатки бокала. И торопливо налил из другого графина — ярко-рубинового. Себе и племяннику. — Искренне сочувствую, мой дорогой мальчик. Ты расскажешь мне эту грустную историю своими словами?
То ли пьяный Гай Валерий Марцелл Флавиан Талес тоже любит любовные драмы, то ли хочет выслушать версию племянника и сравнить обе.
Скорее — первое. Да и второго можно не опасаться. По вполне понятным причинам.
— Я влюбился в одну даму. Вдову. Она — необыкновенная женщина!
— Такое часто бывает! — дядюшка пьяно хихикнул и подмигнул, подливая еще. Себе и племяннику. — Вот была раз у меня…
Алексис с дороги предпочел налегать на фазанье жаркое и перепелов в желе. Но всё равно в голове уже предательски шумит. Слишком мало опыта в возлияниях. Потому как прежде каждый третий бокал…
Может, дядя так увлечется собственным прошлым, что напрочь забудет чужое? Пусть и недавнее?
— … в кого же влюбляться, если не во вдов, мой дорогой племянник. Помню, знал я одну… За замужнюю матрону можно схлопотать дуэль с ревнивым рогоносцем. А ревнивые рогоносцы все почему-то сплошь — хорошие дуэлянты…
Не все. Дядюшка — вряд ли. Хотя, возможно, он — рогоносец не ревнивый.
— Да… о чём я? О матронах! Так вот — о них лучше забыть. А девицу в жены всё равно подберут родители. И правильно. Надо же, чтобы порядочная, из хорошей семьи…
Вряд ли тогда кузину Валерию посчитают подходящей невестой. Хотя змеи знают, какие в этой Сантэе семьи числятся в хороших. Может, тут и тетушка — из такой. В тридцатом поколении. Прямой потомок какого-нибудь языческого бога. В Квирине такое вспоминать любят.
— А то от дурной матери…
Впрочем, может, дурная мачеха не в счет? Как и вечно пьяный отец? И дом — не респектабельный, а терпимости?
В голове жужжат пчелы. Всё сильнее. И навязчивее.
Плохо.
— Вот моя Валерия… И Марцеллина…
Алексис, ты — дурак? Слушай внимательнее. Может, дядя как раз о дурном влиянии мачехи и говорит?
— … Валерии повезло со второй матерью. Клодия — прекрасна и целомудренна, как виргинка.
Ага. А дядя — трезвенник, как магистр михаилитов.
Вот только на самом деле, увы, слеп как крот.
— Дядя,