Выволочку от королевы за мои злые проказы я получила быстро и по полной.
— Вы ведете себя с Дигеро недостойно, ваше высочество, — сказала она через несколько дней. — Совсем как глупая негодная девчонка. Стыдитесь, это подло.
Я насупилась, глядя на нее сердито, исподлобья:
— В чем же подлость? Он знал, что подпруга на его лошади подрезана. И знал, что это моих рук дело. Но все равно сел в седло и грохнулся. Я же его не заставлял. И он может легко побить меня, отомстить за обиду.
— Не может. Вы прекрасно знаете этикет. Да и не станет Дигеро фьерр Этьер ронять достоинство: бить слабейшего или мстить. А теперь объясните, почему вы так поступаете, Лэйрин.
— Потому что он меня ненавидит. Сразу возненавидел, с первого взгляда и даже раньше! А тогда ему еще не за что было так меня невзлюбить. Теперь есть за что. Это же справедливо.
Королева отставила чашку с травяным отваром, завела за ухо белокурый локон, чтобы ничто не мешало ей сверлить меня недовольным взглядом.
— Как вы заметили это, дитя? Диго никогда не показывал… Впрочем, я скажу вам. Род Этьер ничем не обязан нашей семье, и среди горных кланов Грахары в равном положении с ними. Для Диго унизителен статус слуги, но его родители вняли моей просьбе, и мальчик вынужден подчиниться их воле. Он не вас ненавидит, а свою роль.
Совсем как я. Да мы с ним братья по несчастью, оказывается.
— Как это — в равном положении? — возмутилась я. — Вы — королева, я — наследный принц! Служить нам — честь!
Она пренебрежительно улыбнулась.
— Королева… Здесь это не имеет совсем никакого значения. Эти края входят в состав королевства лишь формально, потому что так удобнее лордам гор. Они — не вассалы короля, никогда не были ими и не будут, помните об этом. В Белых горах король Роберт — никто и ничто, и он об этом прекрасно знает, потому никогда сюда не сунется. Здесь важен только статус рода Грахар среди кланов. Сейчас он не столь блистателен, как прежде.
Я приняла это к сведению.
— Почему тогда лорд Этьер согласился отправить сына в услужение?
— Мы обменяли их согласие на доступ Дигеро к библиотеке замка. Она уникальна. Это искупает в их глазах все, кроме вашего низкого поведения, Лэйрин. Мне было бы легче, если бы вы обучались вместе с этим мальчиком, раз уж теперь знаете истинное положение дел.
— Вы могли сразу сказать мне о моем истинном положении, миледи. Я не вел бы себя как… как дура.
С того дня я перестала его замечать. Слова не молвила. Но Диго присутствовал в моей жизни постоянно. Отныне он трапезничал с нами на равных. Мне кусок в горло не лез.
В библиотеке обучали уже нас двоих, за одним столом. Я разучилась писать, читать и говорить. И наслаждалась растерянностью разноликих учителей. Они ничего не могли поделать, зато вдвойне терзали моего соседа. Это ведь не подлость. Он же от такого внимания только умнее станет. А я наверстывала по ночам, записывая все, что запомнила. Не высыпалась, вестимо.
И, как прежде, мы вместе тренировались под присмотром сэра Лоргана.
Перемены в моем скудном на происшествия детстве начались с появлением нового лица в моем скромном окружении. Да еще какого!
Он прибыл на рассвете, когда сэр Лорган гонял нас с Диго на заднем дворе за главной башней. Незнакомец вышел из двери черного хода, остановился, цепко нас оглядывая. Статный и красивый, как все жители Белогорья. Белая кожа, белые одеяния, угольные глаза, черные волосы. Тень на снегу. Зимняя вьюга.
Помню, тогда я поразилась невероятному спокойствию, исходившему от замершей фигуры. Словно он всегда тут стоял — незыблемо, как горы.
Из-за его плеча выглядывало лицо королевы — хмурое, с нервными красными пятнами на скулах.
— Ваше высочество, — матушка шагнула вперед. — Познакомьтесь с мастером Рагаром. С этого дня он будет вашим наставником по боевым искусствам…
— Позже, миледи, не с этого, — бесцеремонно прервал ее незнакомец, вместо поклона скользнув по мне взглядом. — По договоренности с домом Этьер я позанимаюсь с младшим лордом Дигеро.
Диго аж засветился от радости.
В последующие дни я скромно наблюдала за их тренировками, делая вид, что мне неинтересно, и кусала губы от зависти: настоящие мечи, нечеловеческая скорость и сила учителя Рагара. Тогда-то я и поняла, что возня со мной Диго только раздражала и в предыдущую неделю он не показал и четверти истинных способностей.
— Не завидуйте ему, ваше высочество, — старый Лорган положил мне руку на плечо. Единственный, кому дозволялась такая вольность. — Белогорье — особое место, и жители его — необычны. Даже в лучшие свои годы я не сравнялся бы с худшим из их воинов.
— Ты? — изумилась я.
— Я — простой человек. А это — вейриэн, — рыцарь кивнул на черноволосого воина. — На равнинах люди называют их «белые дьяволы».
— Сэр Лорган! — послышался сзади голос королевы Хелины. Спокойный, но такой жуткий, что в озноб бросило. Умела она иногда вот так выдрать нервы из тела, моя тихая матушка, дочь леди Амель.
Наставник обернулся, приветствовал госпожу, но гнев принял с достоинством:
— Вы знаете мое мнение, ваше величество. Доколе молчать-то?
— Это мне решать. Идемте, сэр Лорган, для вас есть задание.
Матушка отправила его из замка под тем предлогом, что некому больше доставить важное послание ее супругу.
Может быть, Рагар заметил мой первый восторг, грозивший перейти в обожание, потому что пресек его сразу. Он обращался со мной так, как я со своей деревянной армией солдатиков: равнодушно и беспощадно. Я узнала, что такое содранная кожа, кровавые сопли, вывихнутые пальцы и невыносимая боль. Оказалось, верный наш рыцарь Лорган был излишне человечен и мягок, когда издевался над моим телом.
— В жизни у меня не было ученика бездарнее, — проговорил Рагар после первой же тренировки.
И скоро я возненавидела прекрасное ледяное лицо и пристальные глаза нового наставника.
Писать и перелистывать пергаменты в библиотеке я не могла уже по уважительной причине, но писала из принципа. И не плакала тоже из принципа. Не дождутся.
Увы, тренировки не прекращались ни на день: вывихи вправлялись, переломы заживали с той же скоростью, как появлялись. Матушка врачевала. Удивительный талант.
Диго заговорил со мной первым через три месяца взаимного презрительного молчания.
В то утро я одной правой рукой седлала свою лошадку в конюшне — низкую, косматую, особой горной породы. Левая рука висела на тряпичной повязке. Растяжение связок, ерунда. Что поделаешь — не муха, чтобы по отвесной скале ползать без веревки. Когда я сорвалась с уступа в пропасть, то не разбилась только непонятным чудом: словно огромная невидимая ладонь легла на спину, прижала к камню и держала, пока я выкарабкивалась, теряя сознание от боли.
