Я сказал довольно:
— Ваше высочество, я прекрасно знаю, что красавец и умница, но приличные люди завидуют молча. А эти вот…
Она чуть изогнула губы.
— Вы стали вообще заметным, ваше высочество. Потому у вас противников прибавляется с каждым днем.
— Ну прям с каждым!
— Нет, — уточнила она, — с каждым вашим усилением и каждым шагом к королевскому креслу.
— То-то так не хочу в него всаживаться, — сказал я. — У меня здоровые инстинкты, их вложил в Адама сам Всевышний, слышали о таком? Он назвал их красиво так это и возвышенно душой. Потому мы и тянемся к красивому и возвышенному. Ну, я не о вас, конечно…
Она промолчала, еще не придумав, как реагировать. Распорядитель неслышно шагнул к маркграфу, тоже одно слово ему вполголоса, тот приблизился к столу и поставил блюдо передо мной. То есть самцы прислуживают альфа-самцам, а самки — альфа-самкам, как постоянное напоминание о рангах.
Маркграф поклонился и отступил, я коротко кивнул в ответ, как бы полублагодарность, ибо благодарить по протоколу в таких случаях не положено.
Аскланделла, разделывая ножом мясо, поинтересовалась холодно:
— Вы поедете встречать короля Леопольда?
Я взглянул в ее удивительно светлые глаза, напоминающие лед на вершине гор. Густые черные брови грозно смыкаются над переносицей, пытаясь бросить тень вниз и окоричневить глаза, но те остаются не просто светлыми, а предельно светлыми.
— А нужно?
Она наклонила голову, не отрывая взгляда от блюда. — Да.
— Тогда не поеду, — ответил я, — а что, он дорогу сюда не помнит? Здесь и встречу.
— Лучше здесь встречу я, — предложила она. — Вы же мужчина, вам надлежит быть на коне… К тому же у вас такой красивый конь! Какая грива…
Я покосился на ее пышно взбитые волосы, роскошные, перевитые багровыми лентами, символизирующими, на мой взгляд, не чистоту и невинность, а пламя в аду. У моего коня и то, наверное, не такая масса этой прелести.
— Все знают, — заметил я мирно, — что мне делать, как поступать и где быть. И почему только сами не короли?
Аскланделла заметила ровным голосом:
— Когда слишком, это будет ад…
Я время от времени замолкал, сосредотачивался, вид в это время у меня, думаю, глуповатый или вдумчивый, и на блюде Аскланделлы возникали экзотичные лакомства, которые она точно раньше не пробовала и даже не предполагала, что такие существуют.
Молодец, принимает без тени удивления, царственно, ест спокойно, как будто у нее еще в детстве вырезали любые чувства, способные бросить тень на ее безукоризненность.
После кальмаров размером с наперсток, приготовленных в чем-то особо дразнящем, я создал на ее блюде пирожные, легкие и воздушные, одна видимость, закончил совсем уж сладостями, но она взглянула на меня вопросительно, и я, сосредоточившись, сотворил безумно изящную расписную чашку работы китайских мастеров, а в ней лучший кофе со сливками, который только можно предложить женщине.
Она приняла благосклонно, поблагодарив микроскопическим наклонением головы и легким взмахом длинных ресниц с загнутыми кончиками.
Дождавшись, пока допьет, я поднялся, коротко поклонился.
— Благодарю весьма зело, ваше высочество! Было весьма как бы и даже очень! Спасибо!
Она ответила безмятежно:
— Я знала, что вам понравится.
Если взглянуть с лестницы вниз, то кажется, будто кто-то варит цветной борщ, помешивая гигантской поварешкой, настолько все ярко и цветисто. Собрались знатнейшие лорды Сакранта, не говоря уже о том, что отдельно кучкуются мои полководцы в ожидании появления сюзерена.
Впервые за все наше пребывание в этом самом гигантском зале дворца такое столпотворение. Все знатнейшие лорды королевства поспешили явиться, расхаживают с несвойственной торопливостью, заново налаживая связи и укрепляя знакомства.
Я спустился бодро и весело, благосклонно ответил на поклоны сакрантцев, после коронации они как бы и по закону будут моими подданными, поприветствовал своих воинским приветствием в виде вскинутого кулака.
Альбрехт сказал вкрадчиво:
— Ваше высочество, придется расстаться с королевским кабинетом! Сердце не стонет?
Я фыркнул:
— А что в том кабинете особенного?
— Все-таки, — сказал он значительно.
Клемент прорычал:
— Еще одно королевство!
— А сейчас как будто отступаем, — добавил Сулливан.
Я взглянул на Мидля, тот ответил уклончиво:
— Да, но… это больше похоже на подачку с нашего стола.
Я кивнул, повернулся к Альбрехту.
— Вообще-то, граф, у нас была всего лишь короткая карательная экспедиция на север! А вы что, собирались здесь жить?
Он испуганно перекрестился.
— Упаси Господи! С тех пор как побывал с вами по ту сторону Большого Хребта и увидел цветущие земли на берегу южного океана, меня даже в родную Армландию не тянет.
Он запнулся, словно прикусил язык, путь в Сен-Мари нам практически заказан из-за избрания королем Кейдана, а я смолчал, что дело еще хуже, чем он знает. Слабого Кейдана на днях сместил умелый и решительный полководец Вирланд Зальский, а у этого вырвать что-то из рук будет труднее. Недаром только он в своем замке Аманье сохранил независимость от оккупантов.
Барон Герберт Оберштайн отделился от группы сакрантцев, учтиво поклонился.
— Ваше высочество, я не могу выразить словами, как я счастлив!
— В самом деле? — спросил я.
Он воскликнул предельно искренним тоном:
— Я всегда восхищался вами! А теперь вы не враг, достойный уважения и всяческого почтения, а законный наследник нашего трона!
— Еще нет, — ответил я. — Как его величество? Какие новости?
— Его отряд, судя по сообщениям гонцов, успешно продвигается к Генгаузгузу. Дороги занесло, двигаются медленнее, чем ожидалось. Но как только прибудут… мы надеемся приветствовать вас уже не как благородного и учтивого завоевателя, а нашего будущего короля!
— Подождем его величество, — ответил я.
Гонцы прибывали с интервалом в полчаса, но все докладывают, что свита его величества короля Леопольда Кронекера все же продвигается к городу, мужественно и терпеливо преодолевая снежные заносы.
Альбрехт с Климентом и Сулливаном комментировали с иронией, дескать, Леопольд спешит, пока сэр Ричард не передумал, у него ветер в голове, все об этом наслышаны…
Я отправился в крыло для гостей, где для меня уже подобрали покои ничуть не меньше королевских, хотя я вполне мог бы довольствоваться и более скромными, но это недопустимо, ибо зело умаляет мой престиж.
