Дворец был набит слугами под самую крышу. Со стороны их беготня выглядела как бестолковая суета, но, присмотревшись, можно было легко заметить, насколько четки и согласованы их действия. Королевский сенешаль был человеком суровым и умел заставить людей работать. Но при появлении Эмиля все немедленно бросали свои дела и на несколько секунд застывали каменными изваяниями, тараща глаза. Эмиль готов был взвыть от злости! За три года он так и не привык, что все на него неизменно пялятся.
— Где король? — спросил он у одного из слуг, пряча злость и раздражение за резкостью тона.
Никто не знал, где король, что было неудивительно: все занимались своими делами, коих было множество, и местонахождением его величества не интересовались, да и не в их компетенции это было. Эмиль поиграл желваками на скулах — это так похоже на властного деда: немедленно вызвать внука к себе, не уточнив места встречи! — и спросил, где сенешаль.
Сенешаль нашелся в беломраморной бальной зале. Стоя у окна, прикрытого полуспущенными фалдами белоснежных занавесей, он вполголоса беседовал с Люккой. Очевидно, советовался с ним по поводу завтрашнего празднества. Эмиль отметил, что вялый и медлительный брат, против обыкновения, выглядит взбудораженным и возбужденным настолько, что на щеках его выступили пятна горячечного румянца. Какая удача! язвительно подумал Эмиль. Он вовсе не рад был видеть брата, но полагал, что тот может оказаться ему полезным.
Братья с детства не питали друг к другу любви. Как по характеру, так и внешне принцы были совершенно меж собой не схожи. Как это часто случается, старший был ниже и тщедушнее младшего; Люкка вообще унаследовал много отцовских черт, тогда как Эмиль (и Карлота, их сестра) пошел в мать и в деда. Люкка был маленьким и черноволосым, как отец, одновременно вялым и раздражительным. Эмиль же, плотный и высокий, соломенноволосый и желтоглазый, напоминал молодого медведя: он был такой же массивный, неспешный и страшный в гневе. В общем, братья были до того не похожи, что с трудом верилось в их происхождение от одних и тех же родителей.
— Ваше высочество! — воскликнул сенешаль при приближении Эмиля и низко, церемонно поклонился.
— Эмиль! — одновременно с ним воскликнул Люкка, но кланяться, разумеется, не стал, а вместо этого быстро отступил на несколько шагов, стремясь оказаться подальше от брата. Лицо его приняло беспокойное выражение, взгляд нервно перебегал с измятой накидки Эмиля на его лицо и обратно. — Что ты тут делаешь? Не ожидал тебя увидеть.
— А я не собирался сюда приходить, — сквозь зубы ответил Эмиль. — Мне передали, что его величество король хочет меня видеть. Ты знаешь, где его найти?
— Если не ошибаюсь, он сегодня не выходил из своих покоев, — торопливо проговорил Люкка, мечтая как можно скорее избавиться от брата. — Он жалуется, что суматоха вызывает у него головную боль… А зачем ты ему понадобился?
— Сам хочу это узнать, — не задерживаясь более, Эмиль развернулся и пошел прочь из залы, но был неожиданно остановлен окриком брата.
— Эмиль!.. Эмиль, ты ведь будешь присутствовать завтра на торжестве?
Удивленный, Эмиль обернулся и ответил:
— Полагаю, мне придется присутствовать. Но почему ты спрашиваешь?
— Раз так… — Люкка нервничал и не знал, какие подобрать слова, чтобы не разгневать брата, который временами пугал его до дрожи. Эмиль хорошо чувствовал его страх. — Прошу тебя, найди на завтрашний день пристойное платье. Может, для тебя это ничего не значит, но значит для меня, а это все-таки мой праздник! В подобном же виде ты только шокируешь гостей и заставишь их нервничать…
— Хорошо, — мрачно усмехнулся Эмиль. — Найду.
Личные покои короля Иссы с первого взгляда поражали взгляд старинной, тяжеловесной, ало-золотой пышностью. Здесь было много зеркал, багряных ковров тонкой работы, тяжелых портьер, подхваченных толстыми золотыми шнурами, и тому подобных атрибутов, которые лучше подошли бы для окружения не семидесятилетнего старца, но женщины-матроны.
На самом деле, обстановка была подобрана давным-давно в соответствии со вкусом покойной ныне супруги старого короля, женщины нрава буйного и неуравновешенного. С годами характер королевы только портился, и в конце концов Исса, уставший от ее бесконечных истерик, был вынужден удалить ее от себя. Он приказал выстроить для нее особый павильон в укромном уголке парка (ныне этот павильон занимал Эмиль), и королева со своими служанками переехала туда — можно сказать, отбыла в недалекую ссылку. Там она и скончалась через недолгое время, причем до сих пор никто не мог сказать с уверенностью, имела ли ее смерть естественные причины или же кто-то помог ей упокоиться. Отделку дворцовых комнат, сделанную по распоряжения супруги, король, однако, менять не стал, и она сохранилась в первоначальном виде.
Эмиль не стал бродить из комнаты в комнату в поисках короля — комнат было много, больших и совсем крошечных, три на три шага, и он рисковал безрезультатно проходить по ним до вечера. Он просто остановился на пороге первой, «проходной» комнатки и «позвал» деда. Зов был предназначен для него одного, никто другой его просто не услышал бы.
— Я здесь, Эмиль! — послышался в ответ мощный низкий голос короля, исходящий из-за стены. Старик обладал способностью «слышать», но не мог «говорить» с Эмилем так, как тот «говорил» с ним.
Откинув гобелен, скрывающий дверной проем, Эмиль прошел в соседнюю комнату, тонувшую в полумраке. Ему пришлось пригнуться — притолока располагалась так низко, что он мог бы разбить об нее лоб.
— Сюда, Эмиль, — снова позвал король.
Эмиль оглянулся, отыскивая его взглядом; дед сидел, развалившись, в одном из претенциозно выглядящих кресел черного бархата. Кресло было массивное и старинное, и рассчитано было на то, чтобы в нем поместилась дама в очень пышной юбке, какие носили с полвека назад. Так что даже высокий и грузный король Исса располагался в нем весьма свободно.
На короле красовался распахнутый на груди роскошный халат; треугольный ворот открывал бледную, старчески обвисшую кожу. На лице, как и на шее, кожа обвисла складками, но король сохранил в прекрасном состоянии все свои зубы, и крапчатые желтые глаза из-под набрякших век смотрели остро, по-волчьи, и не было видно седины в изрядно поредевших, но сохранивших цвет соломенных волосах. Знавшие короля в молодости говорили, что Эмиль очень походит на молодого Иссу.
— Здравствуй, дед, — Эмиль остановился перед старинным креслом, чуть к нему наклонившись. Наедине с дедом он позволял себе подобное фамильярное обращение; впрочем, в последнее время он вообще многое себе позволял, почувствовав силу. — Ты звал меня?
