Магдалена нерешительно поднялась, направилась к окну и глянула вниз.
Там был мальчик, которого звали Кристер. Он сделал ей знак открыть окно.
Она боязливо оглянулась, хотя знала, что дядя Юлиус сейчас сидит в салоне и пьет пунш с другими господами. Она даже могла уловить жужжание голосов, раскатистый смех и кокетливое щебетание дам в соседней с мужчинами комнате. Обычно такая запуганная, Магдалена забыла на миг свои страхи и начала нетерпеливо сражаться с оконными задвижками. Наконец, окно подалось.
– Выходи, – шепнул Кристер. Она огляделась вокруг.
– Они там режутся в карты, – успокоил он. – Ты можешь прибрать свою постель? Для надежности?
– Прибрать?
– Ну да, положи туда что-нибудь, чтобы выглядело, будто ты лежишь и спишь!
Магдалена поняла. Это здорово!
Быстро уладив дело с постелью, она опять подкралась к окну. – А как же я выберусь? Дверь заперта, а ключ у дяди Юлиуса.
– Через окно, конечно! Давай, я буду ловить. Он с готовностью протянул к ней распростертые руки.
– Но…
Мысли неслись галопом. В окно. А юбки? Надо их придержать? А как…
– Ну прыгай же! Здесь невысоко.
Невысоко. Магдалена попробовала выползти максимально благопристойно, одну ногу за другой, а результат был хуже не придумаешь. Юбки разлетелись, и она беспомощно шлепнулась, как мешок, ему на руки.
– Легкая, как пушинка, – беззаботно сказал он. – Чем ты, собственно, питаешься? Цветочной пыльцой?
В тот миг, когда она приходила в себя в его крепких юношеских руках, он стал ее богом и героем. Ведь Магдалена была очень одиноким ребенком.
Он осторожно поставил ее на землю и взял за руки. Они резво помчались по росистой траве между буковых деревьев и остановились, лишь когда скрылись из виду все домики в курортном парке.
– Мне нельзя быть долго, – прошептала Магдалена. – Дядя Юлиус обычно не заглядывает ко мне, но он может услышать, как я влезаю в окно.
– Это мы уладим, – успокоил Кристер.
Ах, это было потрясающе, потрясающе! Магдалена так разволновалась, что едва могла дышать. Мальчик отыскал поленницу и соорудил сиденья для них, достал из кармана платок и начисто вытер бревна. Магдалена осторожно села – ей казалось, что она участвует в чем-то поистине скандальном, однако чувства раскаяния не возникало.
– Понимаешь, завтра на рассвете я должен уезжать, – сказал Кристер. – Поэтому мне нужно было поговорить с тобой. Я подумал, что все они так нехорошо с тобой обошлись. Хотел помочь тебе.
Она воспринимала происходящее так обостренно и жадно, словно хотела впитать каждую каплю этого мгновения. Узловатые, но все равно гладкие стволы, – если можно так противоречиво выразиться, – светло-зеленая листва, образовавшая над ними свод, бревна под ее руками, трава под ногами, – и, что немаловажно, юноша рядом с нею. Она никогда не подозревала, что между двумя людьми могут возникать такие трепетные токи! Словно ее кололи малюсенькие чудесные иголочки удовольствия. Ее до глубины души трогали его непослушные волосы, его глубоко посаженные веселые глаза, его белоснежные и мелкие, с приличными щелями, зубы, пикантно вздернутый нос. Гармоничное лицо, возможно, прежде всего благодаря выражению подлинного дружелюбия.
Магдалена не привыкла к искреннему дружелюбию.
– Правда, что ты умеешь колдовать? – робко спросила она и мгновенно зарделась.
Кристер постарался придать себе невозмутимый вид, но это плохо удалось.
– Ах, это! Чепуха, не стоит и говорить сейчас об этом, – равнодушно произнес он, сопровождая ответ картинным взмахом руки. – Поговорим о тебе. Почему ты здесь?
Она склонила голову. Ей так не хотелось, чтобы этот симпатичный мальчик уезжал.
– Говорят, что у меня нет аппетита, поэтому я больна. Но это неправда. Я просто очень боюсь.
Кристер подумал, что ему никогда не доводилось видеть таких маленьких изящных ножек в высоких черных сапожках. Он решительно взял ее за руку:
– Чего ты боишься?
Его рука была такой теплой и сильной.
– Я не знаю. Своих снов.
– Они кошмарные?
– Да, но я никогда не помню их. Как будто они стараются… спрятаться.
Кристер напустил на себя умный вид.
– Понимаю. Думаю, что ты боишься не снов, а чего-то другого. Я полагаю, что в твоей жизни есть какое-то темное пятно.
Он не сам до этого додумался, а однажды слышал, как об этом говорил Хейке. Но фраза звучала так заманчиво, что Кристер попытался присвоить понравившуюся теорию.
Его слова потрясли ее.
– Пожалуйста, не говори так. Мне становится еще страшнее.
– Есть в твоей жизни такое пятно?
– Я не знаю, – в отчаянии сказала она. – О, мне, наверное, лучше умереть!
– Нет, – взмолился Кристер. – Не говори так! Ты самое прекрасное, что я когда-либо видел!
Она вздохнула. То, что он сказал, так славно.
– Нет, я все равно не хочу умирать, – задумчиво произнесла она. Я поняла это уже по пути сюда, в Рамлесу, – добавила она, лишив тем самым Кристера головокружительной надежды, что это его появление изменило печальный настрой ее мыслей.
– Вот как? – заявил он слегка обиженно.
– Да, у повозки соскочило колесо прямо перед обрывом, и я так отчаянно вцепилась в ее борт, что сразу поняла, что все-таки хочу жить. Но все обошлось. Единственная неприятность, которая случилась при этом, – дядина роскошная корзинка с провизией сверзилась в пропасть, и кучеру пришлось карабкаться вниз и собирать сыры и колбасы по всему склону.
Кристер рассмеялся. У девочки тоже есть чувство юмора. Она… удивительная! Маленький милый носик. Ямочки на щеках. Лучистые глаза. О, как он любил ее!
– Сколько… тебе лет? – смущенно спросила она.
– Мне? Дай подумать! Я родился в 1818 году, нетрудно запомнить. А сейчас 1833… Значит, пятнадцать лет.
Он отлично знал это, просто ему доставляло удовольствие как можно дольше греться в лучах ее интереса. На нее произвел впечатление его почтенный возраст.
– Где ты живешь? Я имею в виду, не здесь. Она сделала гримасу.
– Мы живем в большом доме близ Стокгольма. Ужасно шикарном. Парк такой огромный, что в нем можно гулять, как в лесу. Но вокруг него высокая ограда, и получается, что живешь, как в клетке.
Ага, богатая. Кристер мысленно вздохнул. Его родители были отнюдь не богаты…
Размышления его были прерваны.
– А где живешь ты, Кристер?
Она назвала его по имени! Немного шепелявя, но ясным чистым голосом она произнесла его имя! Он чуть не умер от счастья.
Он нарочито небрежно взмахнул рукой.
– Ах, я… в Вексе. Но мы переезжаем оттуда, прямо на днях. Ближе к Стокгольму.
– Переезжаете? – спросила она и просияла. – А кто твой отец? Он такой милый.
