— …учитывая твое предыдущее послушание и добродетельное поведение, было подано и принято прошение о милосердии. Совет должен учесть эти факты и, следовательно, сменить приговор на клеймение, отлучение от эадорианской веры и пожизненное изгнание. У тебя есть время до заката, чтобы покинуть город. И пусть Богиня помилует твою душу.
Посох Анселя трижды опустился на помост.
Гэр вытаращил глаза. Приговор отменен? Он наверняка ослышался — у него в ушах до сих пор ревело пламя.
— Настоятель! — Элдер Горан зашагал вдоль левой стороны зала, от дальней скамьи в сторону помоста. На его мясистом лице горел румянец гнева. — Это возмутительно, Ансель! Я требую назвать подателя этого прошения!
— Я не могу сказать тебе этого, Горан, и ты это знаешь. Прошение было скреплено печатью, следовательно, оно анонимно. Консисторский закон предельно четок в этом отношении.
— Но наказание за колдовство — смерть, — настаивал Горан. — Не может быть ни прошений, ни пересмотра. Так говорится в книге Эадор: «И ворожеи не оставляй в живых, остерегайся творений зла, ибо они подвергают опасности душу твою». Это несправедливо. Это оскорбление самой Богини!
— Мир тебе, Горан.
По скамьям пробежал злой ропот в поддержку Горана, но Ансель поднял руку.
— Мир всем вам. Мы обсуждали это ранее. И нет нужды повторять все снова. Совет завершен.
— Я протестую, настоятель! Это создание отвернулось от единой истинной Богини. Он запятнал священность ордена Сювейона, посеял средь нас неведомую порчу и грех. Он творил колдовство здесь, на святой земле. Он должен быть наказан!
Солнце жгло лицо Гэра. Его голова закружилась, и он вцепился в деревянные перила.
Сидевший в другом конце комнаты Даниляр подался вперед.
— А не кажется ли тебе, что этот юноша уже достаточно наказан, Горан? — спокойно спросил священник. — С клеймом колдуна он никогда больше не будет допущен в места поклонения Богине. Он никогда не сможет жениться, а его дети не получат благословения и не будут приняты в веру. Это останется с ним до самой смерти, равно как ненависть и подозрения соседей. Разве этого недостаточно?
— Наказание за колдовство — смерть. — Горан ударил пухлым кулаком по раскрытой ладони, подчеркивая свои слова. — Мы не можем поступаться правилами лишь потому, что обвиняемый был одним из нас. Совершивший грех Корлайна должен разделить наказание Корлайна. Он должен сгореть.
Злые голоса завопили в поддержку Горана. Руки взметнулись в воздух, лица исказились уродливыми гримасами. Полные ненависти слова жалили уши Гэра, но он не сводил глаз с настоятеля. Только его вмешательство могло спасти осужденного от огня.
Прошу, не дайте мне умереть!
Ансель поднял руку, требуя тишины, но никто не обратил внимания на этот жест. Со скамей летели требования смерти, воздух загустел от ненависти. Нахмурившись, настоятель опустил посох на помост с такой силой, что тот зазвенел, будто колокол, зовущий на службу.
— Я огласил приговор! — гаркнул Ансель. — Задачей совета было принять решение. Моя же задача определить наказание, и я его определил. А теперь довольно!
Рев курии стих до злобного ропота и наконец сменился загустевшей от недовольства тишиной. Горан остался стоять у переднего ряда скамей, глядя на настоятеля.
— Богиня всемогущая! — Ансель поставил посох между ступней. — Вы наследники Эндириона, мои братья, а не шайка неуправляемых школяров. Идите же с Богиней. Совет окончен.
Протестующий шепот заставил настоятеля податься вперед, в полотно солнечного света. Его губы сжались, голубые глаза засверкали.
— Достаточно, говорю вам!
— Это не конец, Ансель. — Горан указал пальцем на Гэра. — Ты о нем еще услышишь.
Горан зашагал к двери, за ним потянулись те, кто его поддерживал. С шорохом и шепотом оставшиеся иерархи встали со скамей и тоже вышли.
Гэр тяжело осел возле перил. Все закончилось, он жив. В некотором роде. Но раньше, чем он смог осознать и насладиться мигом спасения, маршалы сняли с него цепи и повели прочь по черно-белому мраморному полу. Гэр оглянулся через плечо, но Ансель уже смотрел в другую сторону.
В вестибюле эскорт потащил Гэра в боковую дверь, а потом вниз по узкому коридору без окон. Коридор выходил в круглый двор-колодец, вымощенный потрескавшимися и почерневшими камнями вокруг ямы: двор предателей, где еретик Корлайн заплатил за свои грехи, совершенные во время войн Основания, и куда жители Дремена завтра придут поглазеть на сожжение очередного колдуна. Пустые ярусы галерей смотрели на выщербленный деревянный блок с приколоченными к нему кожаными ремнями. Рядом стояла жаровня, с которой возился коренастый мужчина без рубашки, в одном кузнечном фартуке. Воздух над жаровней плавился и мерцал. Металлический прут, конец которого терялся в углях, был вишнево-алым. Гэра вытолкнули на солнце, и у него внутри взвыло отчаянье.
В нескольких футах от кузнеца стояла тонкая высокая фигура в маршальской накидке и с посохом. Золотая нить очерчивала шеврон на груди, на плече сияли золотые шнуры лорда пробста.
Маршалы вытянулись в воинском приветствии. Бредон ответил им кивком. Из тени под капюшоном на Гэра бесстрастно смотрели темные глаза.
— Прошу вас, милорд… — Не делайте этого.
Морщинки, сбегавшие от крючковатого носа к уголкам рта, стали глубже.
— Способен ли узник выдержать наказание? — спросил Бредон.
Кузнец сжал виски Гэра мозолистыми руками, поддел его верхние веки большими пальцами. Гэр дернулся, когда солнечный свет резанул его по глазам. Потом кузнец ущипнул его за предплечье, до боли оттянув кожу.
— Я видал и покрепче, — хрюкнул он. — Но этот с характером.
— Продолжайте.
Гэра подтащили к блоку. Удар под колени заставил его упасть, после чего с его левого запястья сняли кандалы. Гэр отчаянно взмахнул освободившейся цепью, но промахнулся. Конец маршальского посоха ударил его в висок.
— Не дергайся, уродец! — зарычал маршал. — Встреть наказание, как мужчина, раз уж не можешь встретить его как рыцарь.
Полуденное солнце было слишком ярким, тени — темными и острыми, как клинки. В ушах у Гэра звенело. Он не мог сфокусировать зрение, ему не хватало сил на то, чтобы сопротивляться, когда его левую руку положили на блок, а другую рванули за цепь, заворачивая между лопаток. Его пальцы просунули под широкую металлическую скобу, а кожаные ремни стянули руку за локоть и запястье. С лица юноши стекала кровь, заливая пыльные камни двора, словно летний дождь.
Кузнец, стоявший у жаровни, обернул кожаным лоскутом рукоять клейма и поднял прут над углями. Наконечник был цвета свежей соломы, над ним вздымался дымок, и воздух мерцал от жара.
