И, как часто бывает в таких местах, в одном из углов кладбища зелень росла гуще, кусты и деревья жёстко переплелись и образовали непроходимую чащобу. И не осталось никого, кто бы помнил, что когда-то на этом месте высилась маленькая кладбищенская часовня. Её верхняя часть была снесена в эпоху воинствующего безбожия, а груду камней скрыл несколько лет спустя милосердный шиповник. Кроме последнего служителя, ушедшего сразу после сноса, никто не знал о существовании нижнего храма. Полураздавленный руинами, он хранил немногие предметы для совершения похоронных обрядов. А ещё нижний храм прятал серебряный кубок с высокой крышкой, отделанной крупным жемчугом. В ночь, когда тщеславный старик поджёг палочки и затеплил свечи, в подземелье прорвался странный ветер. Он сбросил кубок с полки и взметнул кверху клок серой шерсти.
Свечи старика догорели. Ветер погнал по улицам города горстку мусора: Бог знает где найденные в июне сухие листья, пыль, бумажки и прочее. Иногда их освещали фары редких глухой ночью машин, иногда — равнодушные фонари. В общем, никто не обращал внимания на мусор — его было слишком мало. А отдельно взятый ветер? Поднялся и поднялся… Скоро утихнет.
1.
Вадиму снилось, что он сидит перед компьютером и играет в странную игру. Вадим-наблюдатель — тот, который спал, — здорово удивлялся: он и компьютер? Две вещи несовместные!..
Игрок ссутулился перед экраном и так напряжённо закаменел, что в застывших мышцах чувствовал боль.
Наблюдатель заглянул через его плечо: по экрану мчался на лыжах третий Вадим. Он съезжал по горному склону, а следом тяжело, но стремительно рушилась снежная лавина. Лыжник летел вниз с устрашающей скоростью — бушующая снежная волна за его спиной заметно сокращала расстояние.
Наблюдатель живо ощущал напряжение игрока — и никакого азарта или переживания за лыжника. Будто не понял, кто спасается. У игрока тоже не было личных чувств к своей уменьшенной копии. Так, фигурка на экране. Лишь бы игра шла…
Вадим-лыжник знал всё про первых двоих и помощи от них не ждал. Он ждал её откуда-то со стороны.
Игрок увеличил изображение. Горная пустыня оставалась безлюдной, а лыжник всё ещё на что-то надеялся. Возникая словно из снежных вихрей, теней и света, у его ног появилась какая-то серая тень, какая-то точка замелькала над головой. Секунды — и лавина, кажется, начала нехотя притормаживать. Игрок увеличил фигурку лыжника. Теперь на экране, кроме Вадима, действовал серый пёс.
— Вадька, кончай дрыхнуть! На экзамен опоздаешь!
Сердце рвануло куда-то под горло, затем рухнуло на место и больно задёргалось.
Вскоре он обнаружил, что спиной упирается в прикроватный ковёр, изо всех сил тараща глаза на что-то смутное, тёмное, там, где должна быть белая дверь в комнату…
Утро? Вечер? День? Со стороны окна руку щедро обтекало ласковым теплом летнего солнца, и в общем-то он должен был сразу сообразить — утро. Не соображалось…
Тёмное пятно проплыло мимо кровати, сгустилось перед ним. Вадим почувствовал: в ладонь ткнулось что-то твёрдое. Он поспешно, всё ещё вздрагивающими пальцами нацепил на нос очки и с облегчением узрел младшего брата. Митька тоже таращился на него, правда, не столько удивлённо, сколько смущённо. Недолго. Свалился на постель и сладко зевнул.
— Если б знал, что так крепко спишь, не будил бы. Чес слово. Сам же сказал — экзамен, а сам спишь… Напугал, да? Чо снилось?
— Не помню, — сказал Вадим, с содроганием глядя на грубое соприкосновение белоснежного постельного белья с потемневшей местами джинсой на Митьке. Митька взгляд уловил, разлёгся вольготнее. — Что-то снилось, а что? Из-за твоего ора всё позабылось.
— А чо как разоспался? Опять билеты всю ночь зубрил?
— Да нет. Не всю. У нас сегодня морфология. Людмила группу пропустит не раньше шести вечера. Вот и договорились кому когда, чтобы зря не сидеть. Потому и сплю… За мной где-то к десяти заедет Виктория, повторим кое-какой материал и пойдём.
Митька бормотнул что-то в сторону. Вадим лишь уловил "эта".
Родители Викторию терпели, во всяком случае, были с ней вежливы. Митька в её редкие визиты дулся и ворчал себе под нос. Он считал — Виктория "корчит из себя" благодетельницу Вадима, и пытался открыть брату глаза на "эту мордастую акулу". Но брат витал в заоблачных далях, в своём особом мире, и воспринимал людей сквозь призму этого мира.
— Подвинься, встать не могу…
Митька перекатился на другой край кровати, впав в задумчивость и рассеянно глядя, как старший брат, высокий худущий, неуклюжий, застёгивает рубашку. Вадим заметил его взгляд в зеркале шифоньера и улыбнулся. От его улыбки у Митьки защемило сердце. Привычно. Между ними была разница в пять лет: младший закончил десятый класс и наслаждался началом летних каникул, старший учился на третьем курсе университета и старательно готовился к экзаменам. Ну да, старательно! Митька скосил глаз на письменный стол: кажется, среди учебников и пухлых от записей тетрадей валяется целая куча драных тетрадных же листов? Конечно же, не шпоры — опять ночью стихи писал!.. Именно младший, Митька, чувствовал за брата иногда такую ответственность и тревогу, что боялся выпускать его из дома куда бы то ни было, — слишком уж беззащитным выглядел Вадим. Правда, мир пока благоволил к брату: до сих пор он не попал ни в одну серьёзную переделку.
Додумавшись до последней мысли, Митька про себя сказал: "Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!", сполз с кровати и встал рядом с Вадимом. Точно и не братья — утверждало зеркало: один — невысокий, но широкоплечий коренастый крепыш со взъерошенными светло-русыми вихрами; другой — длинный, тонкий, как свеча, с мягкой волной почти чёрных волос; небольшие глаза за мощными диоптриями очков кажутся обнажёнными, лишёнными всякой защиты.
— Был вчера в больнице? Что сказали?
— Миопия прогрессирует. Предложили отпуск на год. Академический.
— А операция?
— Анализы не позволяют. Сказали, надо походить на лечение.
— И что теперь будешь делать?
— Университет заканчивать. Ребята из группы обещали принести пособие "Как остановить прогрессирующую близорукость", буду заниматься…
— А если не поможет?
— Митя, ты прекрасно знаешь: мама копит только на операцию. Лечение стоит примерно столько же. Так что легче положиться на судьбу и надеяться, что пособие поможет.
Митька фыркнул, несколько удивлённый. Обычно очень непрактичный, брат рассуждал сейчас весьма здраво, несмотря на маленькое туманное допущение "положиться на судьбу". Но именно эта маленькая уступка заставила его напрячь фантазию и выдать вслух следующее:
