— Не дам! Я же сказал про трубку символически. А на самом деле курить буду я один.
— Жмешься, да? — упрекнул хулиган.
— Чудак! Я ведь могу всю вот эту пачку взять да в мусор выбросить. Вон дядя Вася, если что, подтвердит, не жалко мне вовсе. Дети вы еще. И потому трубку я и за вас буду курить, как единственный взрослый в нашей компании.
— Ну хоть затянуться дашь? — спросил хулиган, жадно глядя, как мужчина закуривает сигарету.
— Как тебя зовут? — спросил мужчина после первой затяжки.
— А что? — насторожился хулиган.
— Не могу же я звать тебя «эй»? Это же оскорбит твое достоинство, верно?
— Не знаю. — Хулиган пожал плечами. — Консервой меня зовут, — добавил он, подумав.
— А как еще? По-настоящему? — спросил мужчина.
Хулиган опять задумался и так глубоко и надолго ушел в свои размышления, что заблудился в них. Странный мужчина подождал его и сказал:
— Ладно, не мучайся. Вспомнишь, скажешь. У каждого джентльмена должно быть свое гордое имя. Вот вас как зовут? — обратился он к нам.
Мы назвались.
— Вот видишь? — сказал мужчина с удовлетворением. — А мое имя Базиль Тихонович Аксенушкин. А с тобой мы, значит, тезки, — сказал он мне. — Значит, здесь среди нас три Васи. Ты, я и дядя Вася. Заметил?
Я кивнул утвердительно, хотя, признаться, попытка свести меня в одну компанию с черно-белым котом вызвала во мне сложные чувства. Мне уже приходилось встречать тезок среди котов, и к ним у меня уже давно сложилось свое отношение. Но об этом я расскажу потом.
А тем временем хулиган с трудом вернулся из лабиринта, куда его завела попытка думать, и заканючил:
— Ну оставь хоть на одну затяжку, ну оставь.
— Договоримся сразу: давай без компромиссов. Как заведено у истинных рыцарей, — отрезал Базиль Тихонович.
— Тогда я пошел, — сказал хулиган разочарованно.
— Погоди, церемония еще не закончена. Мы должны разобраться, поговорить, — остановил его Базиль Тихонович.
— А че разбираться? — изумился хулиган. — Я им потом пачек накидаю, и дело с концом.
— Не, так не годится. Это ведь тебе не какие-нибудь гвардейцы кардинала. А наши хорошие ребята. Так что начнем по порядку.
И Базиль Тихонович начал вершить третейский суд. Мы первыми поведали ему о своих обидах.
— А теперь выслушаем другую сторону, — сказал судья серьезно.
Хулиган сказал, что получает огромное удовольствие, когда лупит нас.
— Суд считает, что это еще не причина, — сказал Базиль Тихонович, нахмурясь.
— Что? — не понял хулиган.
Он никак не мог взять в толк, при чем здесь какие-то причины. Намучившись с ним, судья сказал:
— Суд пришел к выводу, что вы глубоко неправы.
— Что? — спросил хулиган, еще пуще запутавшись.
От умственной работы, что задал Базиль Тихонович нашему врагу, у того на лбу выступил холодный пот.
— Тяжело? — спросил Базиль Тихонович сочувственно.
Хулиган показал жестом, что у него кругом идет голова.
— Ладно, иди. Только обещай не трогать ребят, — сказал Базиль Тихонович.
— Чего еще! — возмутился хулиган.
— Нет, ты пообещаешь, — повторил Базиль Тихонович упрямо.
— Не, — заулыбался хулиган. — Я их потом как мух.
Тогда Базиль Тихонович взял хулигана за руку, сжал ее, и мы поняли, глядя на лицо хулигана, что рука у мужчины хоть и тонкая, да с железной хваткой.
— Обещаешь? — спросил Базиль Тихонович, тоже морщась от боли, которую он причинил хулигану.
— Обещаю, — простонал тот. Базиль Тихонович выпустил его руку и сказал с облегчением:
— Теперь ступай.
Хулиган вначале даже не поверил, что отделался так легко, а потом припустил во все тяжкие.
— Ну вот и проблема мира решена, — сказал Базиль Тихонович.
— Ну да, он нам потом покажет, — заметил Феликс с горечью.
— Но он же обещал, — возразил Базиль Тихонович укоризненно.
Он произнес это с таким чувством, что мы промолчали, хотя не ставили ни в грош обещание хулигана.
— Ну как у нас во дворе? Жизнь кипит? — спросил Базиль Тихонович.
— Кипит! — с гордостью ответил Феликс.
— Животрепещущие проблемы есть? — оживился Базиль Тихонович.
— Сколько угодно, — ответил Яша. — И все еще как трепещут.
— А почему вы сказали «у нас во дворе»? Это ведь наш двор, а не ваш, — сказал я, чтобы восстановить истину.
— Все верно, этот двор теперь и ваш, и мой.
— Он по жизни ваш или по работе? — спросил Яша.
— И по жизни, и по работе! — торжественно ответил наш собеседник.
— Понятно, — произнес Феликс. — А кем вы работаете?
Взрослые учили нас каждый день, что некрасиво совать нос в дела взрослых. Но на этот раз нами руководило не просто праздное любопытство. Базиль Тихонович считал, что наш двор уже и его двор, и мы должны были знать, с кем имеем дело. И Базиль Тихонович сам хоть и был заправским взрослым, не обиделся на нас, потому что знал, как для нас это важно.
Он улыбнулся и молвил загадочно:
— У меня самая гуманная профессия на свете, — и затем повернулся к коту: — ну что, дядя Вася, заговорились мы тут, а? А дел на планете хоть отбавляй.
Кот все это время сидел чуть в сторонке, переводил свой взгляд на того, кто начинал говорить, смотрел внимательно, будто слушал, — прикидывал цену словам.
— Пойдем, дядя Вася, — сказал Базиль Тихонович. Он подхватил кота под мышку и ушел с ним в дверь, ведущую в подвал, где была котельная.
А мы остались на месте — гадали, кто же все-таки он, этот Базиль Тихонович.
— Начнем с того, — сказал Феликс, — что у него самая гуманная профессия.
— Я знаю, кто он. Он — доктор, — заявил тут же Яша.
На самом деле Яша считал врачей сущими мучителями и свое мнение уже давно обнародовал. И сейчас он назвал профессию врача самой гуманной только потому, что так считали взрослые. А Яша всегда был послушным мальчиком.
Но, слава богу, Базиль Тихонович совсем не походил на врача. Мы с Феликсом облегченно вздохнули, потому что разделяли Яшины взгляды на медицину.
И тут меня осенило.
— Он продает конфеты! Он продает конфеты! — закричал я.
Лица моих друзей посветлели.
— По-моему, ты угадал, — сказал убежденно Феликс.
После этого мы разом вспомнили о Зое и дружно посмотрели на ее окно. Наша дама сердца мужественно держалась на месте. Только в ее руке красовался новый бутерброд. Как уж он попал к Зое, если она не отходила от окна ни на шаг? Может, это и вправду был все тот же единственный Вечный бутерброд?
Феликс и Яша благородно молчали. Я угадал первым и поэтому имел полное право вознаградить себя.
