Два дня лежал в берлоге, никуда не ходил, лечился боярышником. Кажется, мне чуть лучше. Но – чёрт возьми! – я начинаю бояться большого мира. С ним определенно что-то происходит.
Сегодня пойду в свой дом клянчить деньги у соседей. Стыдно. А, впрочем, ладно! Не обеднеют. Я же не по сто рублей прошу. Десятка – это максимум, на который я рассчитываю.
Вот только наберусь храбрости – и сразу отправлюсь.
Это невыносимо! Это невозможно!
Я видел их! Я говорил с ними!
Напьюсь! Сейчас же! Только бы забыть эти лица!
Неужели со мной всё кончено?
Не верю, не верю, не верю…
Теперь пьян. Так лучше. Могу рассказать, что произошло. Должен рассказать. А то эти истерики на бумаге мне самому неприятны. Так хоть будет ясно, почему я взвинчен.
Итак: сегодня после полудня я отправился обходить знакомых. Двери открыли только трое. Они смотрели сквозь меня, когда я просил у них денег, – будто не могли сфокусировать на мне плавающий взгляд. Их лица были похожи на обмылки. Кажется, они с трудом меня понимали.
Но дали сорок рублей.
На четвертом этаже на окне лестничной площадки подобрал пять пивных бутылок, сунул в пакет, который теперь всегда ношу с собой.
Постоял у своей квартиры, испытывая жгучее желание позвонить. Знал, что хозяина нет, но предчувствовал, что звонок мой заставит кого-то зашевелиться.
Кого?
Не подобного ли тем, что живут под лестницей?
Стоп! Забегаю вперед…
Постоял у двери и побрел вниз. Наткнулся на соседку с пятого этажа. Поздоровался. Она повела себя странно: вздрогнула, дернулась, и заторопилась – почти побежала по ступенькам.
А потом я услышал песню.
«Вставайте, товарищи, все по местам, последний парад наступает…»
Галлюцинация – решил я. Но, спустившись ниже, вдруг понял, что песня доносится из-под лестницы, где мне уже не раз чудилось движение.
И я заглянул туда – за коляски и ржавые санки.
Там оказалось больше пространства, чем я всегда думал.
Там в глубокой тьме тлел крохотный огонек, а вокруг него сидели люди.
Впрочем, нет, не совсем люди.
Там сидели СУЩЕСТВА, похожие на уродливых людей. Они были невысокого роста, горбатые, колченогие. Их бледные лица были раздуты и напоминали неровные комки теста. Волосы – у некоторых как грязная пакля, у других как звериная шерсть. Одежда – сплошь рваньё.
«… Врагу не сдается наш гордый „Варяг“…»
– Привет, – сказало одно из этих существ, поворачиваясь ко мне. – Водка есть?
– Нет, – на автомате ответил я.
– Будет, приходи, – сказало оно.
– А вы кто? – очумело спросил я.
– А то ты не видишь… живем мы тут…
Они действительно там жили – и, кажется, довольно давно. Как же я раньше их не замечал? Почему их не гонят отсюда? Почему им позволяют здесь находиться?
Всё это промелькнуло в моей голове в одно мгновение.
Второе мгновение дало разгадку – никого тут нет. Это лишь моя галлюцинация. И живет она не под лестницей, а в моем больном мозге.
Я вижу их всё больше, всё чаще. Они всюду. Уродливые и страшные. Отвратительные, отталкивающие. Они сидят на тротуарах, роются в урнах, справляют нужду в кустах, в лифтах, за гаражами. Они ютятся под лестницами, они оккупируют дома-развалюхи, они обитают в подвалах и на чердаках. Они всюду, буквально везде – в парках они ловят собак, на свалках ищут одежду и прочее барахло, с помоек тащат еду, на рынках воруют кошельки. Они паразиты, как клопы, как тараканы. Но клопов и тараканов можно увидеть, включив ночью свет, их можно поймать и раздавить, а эти – совершенно неуловимы, абсолютно невидимы.
Я один их вижу.
Всюду.
Это потому, что я постепенно становлюсь таким же, как они.
Это не галлюцинации. Теперь я в этом уверен. Эти существа абсолютно реальны. Все они когда-то были обычными людьми, но потом их жизнь сломалась – и они изменились. Они опустились – и оказались на самом дне мира, куда взгляд обычного человека не может проникнуть.
Это словно параллельные пространства. Да, да! Именно так! Мы здесь, рядом, мы живем в одном мире, но в разных его плоскостях.
Когда-то я читал, что пчелы не замечают, не воспринимают людей, не знают об их существовании. Так уж они устроены.
А благополучное человечество не подозревает о существовании другой вселенной – вселенной изгоев.
Вчера я, уже ничего не боясь, ходил к своей квартире – и нос к носу столкнулся с новым ее хозяином. Он не увидел меня. Он прошел рядом – я мог бы его пнуть, мог бы толкнуть, подставить ногу, ударить по голове.
Наверное, он даже ничего не понял бы.
Как же я его ненавижу!
Другие люди тоже не замечают меня. Не все. Но большинство.
Вчера я воспользовался этим и украл бумажник.
Нет, мне не стыдно. Документы я вернул – подбросил к двери. А денег там было сто тридцать рублей. Я никого не разорил.
Нужно бояться собак. Они нас чуют.
Еще я опасаюсь милиционеров. Многие из них меня всё еще замечают. Думаю, это временно.
Дна я пока что не достиг.
Но я туда стремлюсь.
У меня есть план…
Наблюдаю. Анализирую.
Они разные. У них существует определенная иерархия (очень долго вспоминал это слово – чувствую, что тупею). Те, что обитают на улице – самые низшие. Они держатся стаями, и воюют с другими подобными стаями. Из-за помоек воюют, из-за еды, из-за пространства. Другие селятся в домах – в подвалах, в подъездах, на чердаках. Их меньше, они образуют подобие семей. Они обычно сильней тех, что живут на улице, хитрей и умней. Но выше их стоят «домовые» – живущие в квартирах бок о бок с обычными людьми. Эти пользуются всеми благами, не знают проблем с едой, и даже с домашними животными находят общий язык.
За последнюю неделю обошел все окрестности. Трижды дрался. Они слабы. В подвале дома номер десять на Минской улице я легко одолел троих мужчин.
В иерархии я стою выше их. Физически я более развит. И мой ум гораздо острей.
Эти, уличные – почти животные.
Мое место не с ними.
Экспериментировал. Подсаживался к обычным людям, придвигался в упор, заглядывал им в лицо. Они меня не замечают, но какое-то чувство заставляет их отодвигаться. Если я их касаюсь, они вздрагивают и либо начинают чесаться, либо ищут на себе насекомых. Одного я сильно ударил в лоб – и тогда он меня увидел.
Делаю вывод: надо вести себя тихо.
Странно: в зеркалах и в витринах я с трудом различаю свое отражение. Приходится напрягать глаза и всматриваться.
Осталось подождать немного.
Нестерпимо хочу домой.
