Через несколько дней мичман Итари понял, что Берен спасал ему жизнь. Иначе Итари неминуемо вступился бы за Берена во время решающих событий, и неминуемо был бы убит.
Удивляет то, что именно в это время были написаны самые светлые, жизнеутверждающие главы романа — с 21-й по 23-ю, истинный гимн любви, мужеству и верности.
Имена четверых, инициировавших жестокую драму с кровавой развязкой, не принято называть, так как двое из них все еще живы. Несомненно, в тот момент все они были ментально неадекватны, как, впрочем, и весь экипаж. Им было уже все равно, есть ли на борту «оборотень» или нет. Им было все равно, чем обернется для Арды появление там эмиссара Аш-шаира. Они хотели жить, хотели домой. Они приняли решение угрозой физических истязаний заставить пилота вывести корабль в локальное пространство Арды.
Доктору Рианону запретили делать записи в бортовом дневнике. Отчет о состоянии пилота после первого разговора с «горячей четверкой» находится в медицинском санторе. Врач констатировал двойной перелом правой руки и многочисленные ушибы. Это было еще не претворение угрозы в жизнь, а, так сказать, предварительная демонстрация возможностей.
Два человека попытались воспрепятствовать этому. Бэй Маса-фато, инженер двигателей, и второй навигатор Лауран Гимильзаран встали на пути «горячей четверки». Дело дошло до кровопролития, и Маса-фато, гражданин кхандского государства Саинна, был убит. Погиб также один из «горячей четверки», Гимильзаран и другой «горячий» были ранены и попали в лазарет.
Даже если не принимать во внимание нравственную сторону вопроса, а думать только о том, как сильно зависят жизни экипажа от решений пилота, действия «горячей четверки» кажутся безумием. Берен Белгарион, доведенный до отчаяния, вполне мог в межпространстве распылить корабль вместе с собой и со всеми, кто там находился. А впрочем, даже такой вариант наверняка устраивал «горячую четверку» куда больше, чем пожизненное заключение в жестянке, болтающейся среди звезд.
Поначалу они решили, что он сломался. До локального пространства колоний было четыре прыжка. Но после четвертого все поняли, что пилот завез их не туда, и что он намерен держаться до конца, каким бы этот конец ни был.
Он уже знал имя «оборотня». В ситуации неминуемого и тяжелого этического выбора только один из членов экипажа сумел сохранить холодный нейтралитет. А впрочем, Берен уже никак не мог воспользоваться результатом своих действий.
Дальнейшие поступки «горячей четверки» (точнее, уже «двойки») были обусловлены чистой яростью. Что именно произошло на мостике в тот день, 14-го числа месяца гвирит — не знает никто, потому что нет живых свидетелей. Но под ложечкой у меня застывает всякий раз, как думаю о том, как Берен Белгарион лежал в тесном коконе гибернационной капсулы, слыша только боль в правой руке и ожидая — когда за ним придут.
За ним пришли и извлекли из капсулы. Точнее, раскрыли ее — на большее не хватило терпения. Один из нападающих был найден мертвым с окровавленным обрезком титанового стержня в руке. Другой — тоже мертвым, но безо всяких подручных средств. У них (по крайней мере, у одного из них) хватило ума срывать злость на пилоте, не сняв с него прыжкового наношлема. Диагноз при вскрытии поставлен один и тот же — мгновенная гибель всех нервных клеток, «прыжковая смерть», настигающая каждого, кто находится вне гибернационной капсулы.
Вряд ли Берен Белгарион пытался покончить разом и с собой, и с ними по принципу «умри, душа моя, вместе с филистимлянами». Скорее всего, попытка совершить прыжок произошла в состоянии болевого шока, на грани потери сознания. Во всяком случае, чувствуя свое тело, ни один пилот не может включить «межпространственную ориентацию».
Остается загадкой только один вопрос — куда делось тело пилота, который, по идее, должен был умереть точно так же?
По наиболее вероятной версии, оно было захоронено в космосе доктором Рианоном, не желавшим сохранять улику против тех, кто остался в живых. Версия довольно слабая — именно письменные показания доктора Рианона рисуют наиболее полную и беспощадную картину бунта на корабле. Никакой симпатии к заговорщикам он не испытывал и подробно описал все их действия. Происшедшее произвело на него столь глубокое впечатление, что все семь с половиной лет на борту корабля он ни с кем не обменялся ни словом, и лишь через год по возвращении домой сумел выбраться из усиливающегося аутизма.
По другой версии, тело Берена Белгариона захоронил в космосе мичман Итари. Однако тогда совершенно непонятно, почему он это отрицает. Утверждения о том, что произошло «вытеснение, вызванное комплексом вины» — попросту говор, что Итари «забыл» о том, как хоронил друга — не выдерживают никакой критики. Во всяком случае, Итари не забыл, как прослушал последнюю запись происходившего на мостике и как убил своими руками человека, имя которого Берен Белгарион назвал перед тем, как… погиб? Исчез?
Итари не отрицал своей вины перед трибуналом: он действительно убил второго инженера Вейна Варатта, так как действительно полагал того оборотнем — уже не только со слов Берена Белгариона, но и по собственным убеждениям. Но если он не отрицал того, что считал преступлением и требовал для себя казни — то зачем он стал бы отрицать (хотя бы внутренне) факт похорон друга?
Есть и еще одна версия, совершенно безумная: произошло чудо, вроде того, которое случилось в романе с героем и тезкой Берена Белгариона. Он действительно исчез, отправившись в невозможное одиночное странствие среди звезд. Когда-нибудь он вернется.
Эпиграф от автора
Пойманный в смерть, точно в ловчую сеть,
Я слушал, как пела печаль.
Не знал я, сломав этой жизни печать,
Как больно умеешь ты петь…
Анонимный бард 5-й эпохи, известный как «Слепой страж»
Эпиграф от переводчика
И много будет странствий и скитаний -
Страна любви — великая страна,
И с рыцарей своих для испытаний
Сурово будет спрашивать она.
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна.
Но вспять безумцев не поворотить -
Они уже согласны заплатить
Любой ценой, и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную, невидимую нить,
Которую меж ними протянули.
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что если не любил -
Значит, и не жил, и не дышал.
Ингвион Ардахир
Как только началось таяние снегов и открылись тропы в горах, его обложили со всех сторон. Саурон и Болдог ничего не оставляли на волю случая: волки и орки тщательно прочесывали лес за лесом, ущелье за ущельем, все туже и туже смыкая полукольцо вокруг затерянного в предгорьях урочища, где была хижина старой ведьмы.