Ветер усиливался. Скала, отдавшая накоплен-ное дневное тепло, начала высасывать его из чело-веческих тел, и двое, кутаясь в плащи, невольно жа-лись друг к другу.
— Можешь вздремнуть, — сказала Кидж-Кайя.
— Нет, — кратко отозвался Джер, и они умолкли, не столько опасаясь спугнуть оборотня, сколько не желая говорить друг с другом.
Светало. Стихал дождь. Кидж-Кайя длинно зев-нула, потянулась и поменяла положение. Ее обтяну-тые штанами крепкие ягодицы прижались к его паху. Почувствовав мгновенный отклик его тела, она огля-нулась, выгнулась, как кошка, и провокационно по-терлась — уже намеренно, усмехаясь ему в лицо. Джер отвел взгляд, ненавидя в этот момент ее и се-бя.
Вдруг Кидж-Кайя замерла — и разом обмякла, растеклась, распласталась на камнях, точно камба-ла на морском дне — разве что окраску не сменила. Он перевернулся вслед за ней на живот, вглядыва-ясь в оголившийся после отлива берег.
Даже он увидел не сразу. Камень — огромный, черный, глянцевый, — шевельнулся, выдвигаясь из обегавшей его волны. Зверь — тюлень? — двигался неторопливо, грациозно и плавно, как и подобает морскому существу. Вот он замер, высоко подняв красивую гладкую голову (замерли и люди, боясь, что при малейшем признаке опасности он уйдет в море). Началось превращение. Джер зачарованно смотрел, как гибкое тело словно скручивается в спи-раль, являя миру вместо атласной черной шкуры не-что белое и гладкое… Он даже не заметил, как ис-чезла Кидж-Кайя, — очнулся, лишь когда увидел мет-нувшиеся по берегу тени.
— Сеть!
Сеть наброшена — остатки прекрасного морского существа еще могли порвать ее и вырваться на сво-боду — но со второй, заговоренной, не справилось ни оно, ни слабое после превращения человеческое тело. Отступившие солдаты наблюдали, как Кидж-Кайя, наклонившись, рассматривает пленника. Ло-вец выпрямилась. В голосе ее не было триумфа, ко-гда она сказала:
— Какой сюрприз! Господин аптекарь!
Алькад глазел на гайтан, выбившийся из-за глу-хого воротника куртки Ловца: прочные серебряные звенья с впаянными через равные промежутки чер-ными камнями. Спросил с почтением:
— Амулет от оборотней, да?
Рука Ловца взметнулась — прикрыть гайтан — и опустилась. Кидж-Кайя сказала равнодушно:
— От оборотня, это уж точно, — обвела взглядом стражников. — Камни Матвея Медвежьего, не слыха-ли?
Взгляд ее задержался на Джере — ему показа-лось, с каким-то даже вызовом. Он вслед за всеми мотнул головой. Неспешно заправляя гайтан в во-рот, Ловец скомандовала:
— Упакуйте-ка господина аптекаря как следует!
Кидж-Кайя стояла, заложив руки за спину, слегка склонив стриженую голову. Новобранцы перемина-лись за ее спиной, поглядывая на темные высокие своды, потрескавшиеся камни стен.
В старом монастыре шел суд над оборотнем.
Джер в который раз оттянул и без того широкий ворот рубахи. Алькаду тоже было не по себе — он то и дело утирал лицо рукавом. Перехватил взгляд дру-га, проворчал: 'Ох, и жарища тут у них! . Бено по-жирал взглядом мужчину в серебряной клетке. Был тот грузен, немолод и перепуган до того, что жа-лость брала. Босые волосатые ноги неуверенно пе-реступали под подолом длинной грубой рубахи, бледно-голубые глаза перебегали от стражников до высоких судей и обратно.
Очередной допрошенный свидетель вышел вон, далеко обходя клетку с господином аптекарем — бы-ло ему и жутко и любопытно до той же самой жути. Старшина суда, состоявшего из трех человек (его самого, мрачного священника в сутане и богато оде-того горожанина), кивнул стражникам.
— Слушаем уважаемого Ловца. Мастер-скрад, прошу.
Кидж-Кайя вышла вперед, положив руку на Биб-лию, без запинки оттарабанила слова присяги. Джер вновь повел шеей, словно было ему душно: видно, частенько произносит она эту присягу…
Священник, не вставая, подался вперед.
— Разумеете ли вы, мастер, что своими показа-ниями обрекаете этого… это существо на смерть?
— Разумею, — сказала Кидж-Кайя, и Алькад то ли с восторгом, то ли с тревогой ткнул Джера локтем в бок — так явственно прозвучала издевка в ее хрипло-ватом голосе. Услышал издевку и священник, потому что, хмурясь, откинулся на спинку высокого стула. — Еще как разумею, святой отец. Только я всегда счи-тала, что казнь этого… человека — лишь очищение его бессмертной души от грешной телесной оболоч-ки. Если есть у оборотня душа. Что об этом говорит святая церковь?
Священник открыл было рот, закрыл и жестом приказал что-то старшине.
— Итак, вы подтверждаете все ранее данные ва-ми показания, мастер? — вступил тот.
— Подтверждаю и клянусь, — сказала женщина. По знаку старшины отступила назад.
— Что с ним будет? — спросил Алькад.
— Сожгут на рассвете, — пробормотал Бено. — Ес-ли он раскается в сговоре с врагом рода человече-ского, палач подарит ему легкую смерть — даст яд, когда огонь разгорится.
— Легкую… — ворчал Алькад. — Они что, сами яд когда-нибудь пробовали?
После оглашения приговора речитативом стар-шины, (горожанин так и промолчал все время, втя-нув голову в плечи), священник пообещал бывшему господину аптекарю последнее причастие на рас-свете. Оборотень, продолжавший рыскать взглядом по лицам — казалось, он не понимал до конца, что происходит — вдруг завопил, кидаясь на решетку, по-крытую серебром.
— Сука! — кричал он. — Сука! Проклятая, подлая сука!
Кидж-Кайя окинула его косым взглядом, словно прикидывая, как будет с ним справляться, если он таки вырвется из клетки. Мотнула стражникам голо-вой.
— На выход!
— Все дело в Северном ветре! — раскрасневший-ся Бено размахивал кружкой с пивом. Он уже пару раз плеснул на Алькада, и теперь тот с недовольным видом оттирал рукав своей яркой бархатной куртки — уж очень Бен-Али любил принарядиться.
— В сезон Северного ветра оборотни просто с ума сходят, теряют осторожность, идут на побере-жье…
— А почему сюда-то? — спросил Алькад.
— Говорят, на севере, за Проливом Туманов, от-куда еще никто не возвращался, лежит их земля — Земля Оборотней. Вот их на родину и тянет.
— Если никто не возвращался, откуда кто знает, что там лежит? — резонно возразил Алькад. — А инте-ресно было бы на эту землю взглянуть. Только там, наверное, просто-людей тоже на костре сжигают?
— Ш-ш-ш, — зашипел Бено, оглядываясь. Никто их не слушал. Кабак вовсю обсуждал новость о госпо-дине аптекаре. Толковали о трех благородных дамах на сносях, которых он пользовал, и которые скинули от ужаса, узнав о сущности его скрытой. О том, что наверняка он подмешивал отраву лучшим людям го-рода в пилюли от кашля или головной боли — а что от них еще ожидать, нелюдей этих?
