И теперь этот злобный восточный наместник! Она впервые слышала о ком-то, кто мог угрожать ей здесь, в наместничестве Гавра, где она чувствовала себя в полной безопасности.
— Постой-ка, Мастер Сыч, и что же, ты думаешь, он может напасть на нас? — с тревогой спросила она.
— Думать — дело не мое. Думать должны правители. Я лишь боюсь, что сейчас, когда хозяина нет на месте, самое удобное время для нападения.
Сыч закончил свою работу и передал оружие в руки Бет. Она пребывала в задумчивости и потому, небрежно взяв меч, порезала ладонь.
— Ой!
Несколько капель алой крови тут же упали на бурый от пыли пол подземелья.
Мастер прищелкнул языком:
— Э-э, да это плохой знак, госпожа.
— Какой еще знак! Глупости все это. А…что он может значить?
— Остерегайся саму себя. Может приключиться беда, если ты поранилась собственным оружием.
— Мне не верится, что тут может быть какая-то связь, Сыч, — твердо заявила девушка, хотя и ощутила беспокойство.
Предчувствия…Ох, уж эти предчувствия. В Дремучем Мире им нельзя было не доверять. Здесь им верили больше, чем глазам и ушам. Если говорила интуиция, все остальные чувства замолкали. И что же говорило девушке ее шестое чувство? Ничего. Оно молчало. Человеческое мешало ей сосредоточиться на нем. Человеческое, суетное, недоверчивое и материалистическое. Предметный мир слишком реален для человека. Ощущения остры и конкретны: звук, запах, цвет, очертание. Где здесь место найти интуиции? Беатриче не смогла почувствовать надвигающуюся опасность. Ведь она была всего лишь человеком.
ГЛАВА 2
Гавр отправился на встречу с Лютым Князем верхом, потому что так велел ему сам Саргон. Одна из многочисленных резиденций Хозяина на Земле располагалась в Ливийской пустыне Тварного мира. Те немногие безумные смельчаки, которые решались пройти через нее пешком, изредка в беспамятстве добредая до небольшого оазиса с белой пирамидой, тонули в зыбучих песках, окружавших его. Дворец невозможно было разглядеть даже из космоса. Для этого, конечно, были предприняты особые меры. Поэтому никто из людей и не подозревал о существовании тайного Мраморного дворца посреди бескрайней пустыни.
Поскольку являться к Саргону через пространственную дверь Гавру было запрещено, путь его занял более шести суток. Он, как ему было приказано, путешествовал один.
Карта Той Стороны не совпадала с картой нашего мира, окропленной точками городов, городков и деревень, поэтому Гавру было легче добираться до Египта по своей знакомой территории.
Южная граница Дремучего Мира проходила по Афганистану и Ирану, огибала Каспий и сворачивала к Сирии. В древнем Дамаске, одном из тех немногих городов мира людей, которые существуют одновременно в двух измерениях, Гавр, наконец-то, позволил себе краткий отдых. Здесь он обязан был посетить средиземноморского наместника, чтоб предупредить о том, что должен пересечь его территорию.
Умар не слыл миротворцем и миролюбцем, скорее, наоборот. Но его жадные глаза смотрели лишь на юг и уж никак не на северный Дремучий Мир, утопающий в лесах и болотах. В отличие от других наместников, он не был изгоем у Демиурга, но алчность помешала ему спокойно пребывать в лучах его милости. Он не принял Новый Закон и со спокойной совестью перешел на службу к Лютому Князю, который и передал ему освободившийся после смерти Соломона и давно пустующий трон обширного Средиземноморского наместничества. Умар любил роскошь, как и следовало того ожидать от арабского нефтяного магната. Он был одним из тех наместников, кто имел самые тесные финансовые контакты с Тварным миром.
Гавр вошел в душные палаты и произнес приветствие на древнем языке, но не отвесил обязательный при этом легкий поклон, потому что утонувший в шелках и парче Умар даже не удосужился встать, а лишь лениво кивнул в ответ головой.
— Когда ты окончательно заплывешь жиром, тебе некуда будет повесить оружие, — холодно сказал Гавр, оскорбясь таким приемом.
— А зачем мне оружие, — все так же лениво молвил Умар. — Неужели я стану сам кого-то убивать? Для этого есть верные слуги, не боящиеся испачкать руки в крови.
— А если тебе нужно будет защитить свою жизнь? — спросил наместник Дремучего Мира, начиная злиться.
— Мне-то нечего бояться, уважаемый Гавр. Впрочем, что это я. Присаживайся, ты верно устал с дороги? Не сомневайся, тебе будут оказаны все необходимые почести.
Гавр присел, нахмурясь, на пышное кресло, подозревая пока еще неясный намек в словах Умара.
— Можешь не беспокоиться о "необходимых почестях". Я спешу, — сказал он недовольным тоном. — Я здесь лишь затем, чтоб предупредить тебя о том, что должен пройти по твоей территории.
— Нет, нет! Ничего не хочу слышать об этом! Ты непременно должен отужинать у меня сегодня вечером и как следует отдохнуть! — неожиданно настойчиво возразил Умар.
Гавру показалось странным внезапно проснувшееся гостеприимство южного наместника, но этикет не позволял отказываться. Впрочем, что для Гавра этикет? Просто его интуиция что-то подсказывала ему. Он согласился.
Его проводили в тихие покои, увешанные тяжелыми бархатными шторами, где сама атмосфера: темные тона, благовония, почти полное отсутствие дневного света, располагали к безмятежному отдыху и сну. Но Гавр не собирался отдыхать. Ему было не по себе, хотя он был в гостях у Умара не впервые.
Пришли гурии и остановились у порога, замерев в поклоне. Гавр растерянно смотрел на них и теребил свой подбородок, раздумывая и пытаясь глубже понять свои смутные предчувствия. В конце концов одна из трех гурий, состоящая, конечно же, из плоти и крови, не выдержала долгого стояния в наклонной позе и чуть пошевелилась, пытаясь размять затекшие члены. Ее подруга, заметившая это движение, шикнула на нее и что-то гневное едва слышно сказала по-арабски. Это выдернуло Гавра из забытья.
— Что вам? — спросил он на том же языке, хотя, конечно, знал, зачем здесь гурии.
Те переглянулись, не поняв, а та, что посмела шевельнуться, озорно хихикнула и тут же зажала рот рукой после толчка в бок старшей подруги. Ответа от них не последовало.
— Не надо, — все так же рассеянно произнес Гавр. — Уходите.
Он махнул рукой и отвернуться, чтоб снова сосредоточиться на своих мыслях, но они бесследно исчезли. Он не смог даже вспомнить, о чем только что размышлял. Кажется, он нашел какую-то ниточку, но теперь она была безвозвратно потеряна. Он обернулся на дверь. Гурии все так же неподвижно стояли у порога. Только та, что хихикала, украдкой поглядывала из-под шелкового покрывала.
