— Быстро наружу! Уходим отсюда немедленно!
Паника в его голосе придала резвости остальным. Они вырвались из разрушенной церкви, и в беспорядке рванулись по узкой тропе.
Остановились только у края воды, разглядывая темную, пузырящуюся поверхность, переводя дыхание и стараясь утихомирить колотящиеся сердца.
Тишина.
До Зилгорна вдруг дошло, что болото умолкло. На закате все обычно кипело жизнью, но сейчас не ревели с отмелей крокодилы, не кричали и не щебетали птицы над головами, не переругивались обезьяны. Даже насекомые прекратили жужжать. Само болото будто сжалось, настороженное и внимательное.
И тогда ужасный гулкий рев пронесся в воздухе, одновременно глубокий как раскаты грома и пронзительный как клич сокола. Даже оглушенный и отчаявшийся, Зилгорн успел подумать, что слышит в нечеловеческом реве нестройный хор потерянных голосов. Один из этих голосов был ему хорошо знаком.
Расправив плечи, некромант приготовился встретиться с Чалзастером в той послежизни, которую заслужили они своими трудами. Он призвал сферу молний, самое мощное из заклинаний остававшихся в его арсенале, предполагая, что магия привлечет внимание и позволит ему умереть быстрее. Это не трусость, заверил он себя. Разве не умер стоя Чалзастер, готовясь метнуть последнее заклинание?
Но оружие созданное магией моментально рассеялось, зашипев в ладонях Зилгорна как костерок под ливнем. Он даже не заметил, прикованный взглядом к существу медленно, бесшумно встававшему из болота.
Тварь обладала огромным лицом, уродливым превыше всякого описания — такое могло сниться в кошмарах демонам. Его обрамляли гигантские уши эльфа, не только заостренные, но еще и иззубренные. Массивный череп покрывали не волосы, но спутавшиеся, извивающиеся угри. В глазах, обсидианово-черных, не было ни искры разума, который мог бы понять Зилгорн; бездушные и неотвратимые они скорее напоминали акульи. Направляясь к берегу, существо открывало взгляду мускулистое тело, похожее на человеческое, но напрочь лишенное красоты. Каждое сухожилие было напряжено как натянутый лук, впалый живот резко выделялся под могучей грудью. Четыре когтистых руки тянулись к Зилгорну.
— Это… это же ларакен, — выдохнул он, хотя на самом деле монстр куда как превосходил по размеру и мощи все, что Зилгорн знал о подобных существах. Приближение смерти придает своеобразную ясность сознанию, и Зилгорн увидел родство между ними: оба — создания силы и голода. Он вспомнил все свои деяния за прошедшие годы и осознал, что именно такую смерть заслужил. Ничто во всем Халруаа не испугало бы его так, как это понимание.
Зилгорн видел смерть во всех ее формах, и приносил смерть самую невероятную. Он призывал и повелевал созданиями столь страшными, что один взгляд на них остановил бы сердце большинства людей, заставил бы воинов трястись в панике. Но сейчас некромант не мог остановить вырывавшиеся из горла вопли.
Вырванные из горла! Зилгорн резко откинул голову, подчиняясь незримой силе, и почувствовал как голос, инструмент его магии, отрывается от него. Боль прокатилась и затухла, оставив его пустым и немым. Он инстинктивно дернулся вперед, словно стремясь поймать голос, и с ужасом увидел, что протянутые ладони высохли в обернутые кожей кости.
Он хотел бежать, но конечности больше не повиновались воле. Сила и жизнь хлынули из него, подобно крови из смертельной раны. Ларакен, добравшийся до берега и возвышавшийся над ними — вдвое выше человеческого роста — медленно начал облекаться плотью. Втянутый живот набухал, поглощая магическую энергию чародея Зилгорна, и умиравших за его спиной людей.
Последней мыслью гордого некроманта было облегчение, ибо без голоса он не мог умереть крича, и не было никого, кто видел его поражение.
И в том, и в другом он ошибался.
Внутри башни, взиравшей на западные горы Халруаа, далекие от болота Ахлаура, над сканирующей чашей низко склонилась эльфийская женщина. Смерть Зилгорна пронеслась перед ней во всех деталях, и острые уши уловили новую ноту в реве ларакена: тренированный голос некроманта взлетевший в финальном пронзительном вое боли и ужаса.
Когда вызванное магией видение закончилось, эльфийка выпрямилась и стряхнула зеленый локон с лица. Она бросила взгляд на вемика, львоподобного кентавра, присевшего во внимательном молчании рядом с ней.
Ни эльфы, ни вемики в Халруаа не являлись частыми гостями, так что вместе они составляли весьма странную картину. Кива, эльфийка, была крови лесных эльфов, о чем говорил ее внешний вид, обычный для обитателей южных лесов. Пышные волосы глубокого зеленого оттенка, кожа цвета меди. Лицо ее, хоть и прекрасное, было резко очерчено и лишено всякого следа мягкости, а золотые глаза смотрели с загадочностью кошки. Одеждой эльфийке служило желтое шелковое платье и зеленая накидка, расшитая золотом. На пальцах и у горла искрились изумруды. Вемик, контрастируя с этой роскошью, был одет лишь в свою собственную рыжеватую шкуру. Из массивного тела льва вверх уходил мускулистый и золотокожий мужской торс. Густая черная грива спадала на плечи, а глаза, как и у эльфийки, были кошачьего оттенка янтаря. Из вещей он довольствовался рубиновой сережкой в львином ухе, и тяжелым палашом, перекинутым через плечо.
— Зилгорн был из лучших, — раздался ясный голос Кивы. — Я полагала, он сумеет что-то показать. — Вемик недоумевающе нахмурился.
— Ты думала он добьется успеха? Освободит ларакена из болота? — Словно хрустальные колокольца зазвенели — Кива смеялась.
— Ни в коем случае! Эта задача — наша, милый Мбату. Но с каждым магом, которого нам удается заманить в болота, мы узнаем чуть больше. — Ее компаньон кивнул, золотые глаза блеснули при упоминании о предстоящем сражении.
— Мы скоро отправимся в Ахлаур? — лицо эльфийки помрачнело.
— Еще нет. Зилгорн… разочаровал меня. Некромантия ничуть не лучше защищает от ларакена, чем любое другое волшебство. Нам нужно найти иной путь.
— Значит, последняя экспедиция — просто потраченные зря деньги и усилия, — заключил Мбату указывая на чашу. Жесткости в улыбке Кивы достало бы для разрезания алмазов.
— Не зря, — заметила она мягко. — Совсем нет. Я заплачу любую цену, если это принесет смерть магам Халруаа — и буду считать себя в выигрыше.
Если начать их расспрашивать, многие жители Халруаа станут решительно утверждать, что мир заканчивается кругом снега и неба. Выражение относится к Стенам Халруаа, практически непроходимым горным цепям, словно гигантской подковой охватившим их землю, произносится оно с величайшей гордостью, и лишь частью шутливо.
