— Покует утверждает, что мне необходимо нанять тебя, чтобы убрать какую-то преграду, закрывшую Широкий перевал и сделавшую ярмарку невозможной. По его словам, тебе это вполне по силам.
— Если мы договоримся, я попробую узнать, что помешало ярмарке, и убрать эту преграду.
— Ты думаешь, преграда действительно существует?
— Не знаю, я там не был. Но я верю в чутье Покуста.
Вез отошел к высокому стулу с резной спинкой, стоящему в центре комнаты, и сел. Все остальные продолжали стоять.
— Я не понимаю, почему Покует забил тревогу. Не понимаю, почему должен нанимать каких-то побирушек, да еще за колоссальную для наших мест сумму! Не понимаю, как тебе удастся справиться с тем, что остановило охраняемые караваны… — Вез скептически осмотрел Лотара. — Силачом ты не выглядишь.
Лотар слегка усмехнулся, но ничего не ответил. В комнате стало тихо.
Внезапно Принципус подал голос:
— Господин, караваны что-то задержало, и нам все равно придется отправиться на перевал. Почему бы не нанять этого мальчишку, чтобы не рисковать обученными воинами, которые служат тебе много лет и верность которых проверена?
Вез раздраженно хлопнул себя по коленке. Не так уж он был спокоен, как хотел казаться.
— Да потому, что этот мальчишка обойдется мне не дешевле, чем содержание трех десятков тех дармоедов, которые не верность свою мне доказывали, а проедали казну, демонстрируя решительность только в одном — когда задирали служанкам юбки.
Принципус покраснел, но его голос не дрогнул:
— Если дело так рискованно, как говорит Покует, он погибнет, и платить не придется. А мы в любом случае узнаем, чего опасаться.
— Ты уже говорил это, — медленно произнес Вез, стараясь понять, какое впечатление эти слова произведут на Лотара. Но на лице Желтоголового не дрогнул ни один мускул.
— Я хотел убедиться, что ты не забыл этот довод, господин.
— Кстати, половину суммы придется заплатить заранее, — сонно проговорил Лотар.
На этот раз тишина в комнате стояла еще дольше. Наконец Вез произнес:
— А что ты скажешь по существу, чужеземец? Лотар медленно усмехнулся.
— Все владетели тех городов, с которыми мне приходилось иметь дело, всегда начинали так же, как ты сейчас. Вероятно, они полагали, что высокомерие поможет им справиться с угрозой. Но… не помогало ни разу. Удивительно, что такой неосмотрительный человек, как ты, продержался у власти столь долго. Или ты в самом деле полагаешь, что никто не способен занять твое место?
Принципус схватился за меч, Вез вскочил со своего стула. Теперь на его лице не осталось и следа надменности.
Лотар спокойно продолжил:
— Или тебе кажется, что ничего скверного не может случиться, потому что за последние годы, насколько я знаю, у тебя не было ни одной серьезной проблемы?
— Да как ты, наемник, смеешь?..
Но владетель Пастарины не продолжал, а Лотар и не собирался отвечать на этот вопрос. На противоположной стене замкового двора часовые занимали свои посты. При желании можно было услышать каждое слово, произнесенное сержантом.
Вез скорее упал, чем сел на свой стул. Слабым жестом он провел перед собой рукой, словно перечеркнул Лотара и Сухмета. С лязгом, от которого стало холодно, Принципус выхватил меч. Но не пускал его в ход и не звал стражников.
— Полагаю, ты понимаешь, Желтоголовый, что теперь соглашения между нами быть не может? — шепотом, напоминавшим шипение змеи, произнес Вез.
— И все-таки подумай, князь. Что могло намертво перекрыть перевал — ведь ни один воин, купец или хотя бы лошадь, потерявшая седока, не появились на заставе по эту сторону границы? И учти, это не армия, иначе ты об этом уже знал бы — обнаружить вторжение твои дружинники сумели бы. И еще, князь, попытайся представить, что говорят в казармах твои вояки, которые ведь тоже понимают, что платить тебе нечем, потому что купцы не вернулись.
Лотар повернулся. Его легкий короткий плащ сухо прошуршал в воздухе. На Принципуса, который так и не поднял обнаженный меч, он даже не взглянул. Сухмет, нервно и коротко поклонившись, поспешил за своим господином.
Лотар спустился во двор, равнодушно растолкал дюжину копейщиков, неизвестно откуда появившихся у нижних ступеней крыльца, и пошел по двору. Ни копейщики, ни их командир не сделали ни малейшей попытки остановить чужеземцев. Лотар и Сухмет уже прошли половину расстояния до ворот, когда сзади прогремел голос Принципуса:
— Остановитесь! Остановитесь, или мне придется проверить, так ли вы хорошо рубитесь, как болтаете!
Шум со стороны копейщиков показал, что они готовы действовать решительно и быстро. Им казалось, что двое небогатых наемников не способны оказать серьезного сопротивления, а значит, есть возможность без усилий выслужиться перед капитаном. Солдаты, стоявшие у ворот, тоже взяли оружие наизготовку.
Сухмет вздохнул и положил руку на эфес Утгелы — своего меча.
— Желтоголовый, князь приказал тебе взяться за дело и шлет вот это!
Лотар повернулся к крыльцу. Принципус делал вид, что улыбается, хотя от его оскала, вероятно, шарахнулись бы боевые кони. Но он очень старался и при этом протягивал вперед весомый кожаный кошель.
— Это золото, — шепотом сказал Сухмет, который, когда хотел, мог видеть сквозь предметы на значительном расстоянии.
— Да, — согласился Лотар, которого интересовало совсем другое. Еще раз прочитав что-то в сознании капитана пастаринской дружины, он произнес: — Сегодня они на нас не нападут. Теперь и вправду придется браться за дело.
Первую ночь, как и было условлено, они провели в доме Покуста. Дуайен торгового сословия долго и безуспешно пытался выяснить, что и как было сказано у князя, но Лотар лишь улыбался и толком не ответил ни на один вопрос.
Снег встретился им задолго до заставы — грубого, торопливо срубленного из вековых бревен форта, который тем не менее был так удачно расположен, что казался почти неприступным. В форте они провели следующую ночь, потому что здесь их уже ждали. Сухмет очень порадовался эффективности княжеской системы оповещения, позволившей им избежать сложных объяснений.
На следующее утро, когда они вышли на неохраняемую часть широкой, все время уходящей вверх дороги, пришлось уже идти по снегу. Впрочем, пара волов, запряженных цугом, могла протащить по этой дороге даже основательно нагруженную телегу.
Миновав несколько голых рощ, путники вышли на неширокий — не более полумили — горный карниз, относительно ровную поверхность которого то и дело разрывали острые, обнаженные скалы. Попетляв, дорога пошла прямо на сплошную стену черных гор, закрывавших полнеба. В этом гигантском каменном пороге был только один разрыв — перевал, который и назывался Широким.
