— Никогда, — ответил я.
Он вздохнул.
— Ты упрямец.
— И ты не меняешься.
— Если это достоинство, прости. Но это так.
— Где ты нашел Сабрину?
— В канаве. У нее есть способности. Она быстро учится. Я вижу, у тебя тоже появился подмастерье. Ты знаешь, что это значит?
— Да, мы становимся старше, слишком старыми для такой чепухи.
— Ты мог бы уйти в отставку, брат.
— Так же, как и ты.
Он засмеялся:
— И мы могли бы, шатаясь, рука об руку войти в эту специальную Валгаллу, зарезервированную для таких, как мы.
— Я мог бы думать о худшем жребии.
— Рад это слышать. Такие речи означают, что ты ослабеваешь.
— Мы это выясним очень скоро.
Серия небольших движений привлекла мой взгляд. Существа, похожие на собак, летучих мышей, змей, прибывали, усаживались и занимали места вокруг нас, как зрители, пришедшие на стадион.
— Насколько я понимаю, мы ожидаем, пока твои зрители усядутся, — сказал я.
Он снова усмехнулся и ответил:
— И твои зрители тоже. Кто знает, но, может быть, даже здесь у тебя есть несколько почитателей?
Я улыбнулся в ответ.
— Уже поздно, — сказал он.
— Далеко за полночь.
— Они действительно стоят этого? — спросил он, и его лицо внезапно посерьезнело.
— Да, — ответил я.
Он засмеялся:
— Конечно, ты должен был сказать это.
— Конечно.
— Давай-ка начинать.
Он поднял свой клинок из мрака высоко над головой, и сверхъестественная тишина заполнила пространство.
— Аштарот, Вельзевул, Асмодей, Велиал, Левиафан... — начал он.
Я поднял свое оружие.
— Ньютон, Декарт, Фарадей, Максвелл, Ферми... — сказал я.
— Люцифер, — произнес он нараспев, — Геката, Бегемот, Сатана...
— Да Винчи, Микеланджело, Роден, Майоль, Мор... — продолжил я.
Казалось, мир поплыл вокруг нас, и это место внезапно оказалось вне времени и пространства.
— Мефистофель! — вскричал он. — Легион! Лилит! Иблис!
— Гомер, Вергилий, Данте, Шекспир, Сервантес, — продолжал я.
Он нанес удар, я парировал его и нанес ответный, который он отбил в свою очередь. Он начал говорить нараспев и увеличил темп атаки. Я сделал то же самое.
После нескольких минут боя я увидел, что наши силы практически равны. Это означало, что поединок будет тянуться и тянуться. Я попробовал несколько приемов, о которых даже забыл, что знаю их. Но он помнил. Он применил свои приемы, но я вспомнил и их.
Мы начали двигаться еще быстрее.
Удары, казалось, сыпались со всех сторон, но мой клинок был повсюду, успевая их отразить. Он делал то же самое. Это превратилось в танец движущегося металла, исполняемый внутри клетки, окруженной рядами горящих глаз.
Вик и Сабрина стояли рядом, казалось, забыв друг о друге. Они были целиком поглощены поединком.
Мне не хотелось говорить, что это было весело, однако это было так. Столкнуться наконец с воплощением того, с чем боролся все это годы. Полная победа неожиданно оказалась рядом — на расстоянии одного удара, но надо было нанести этот точный удар...
Я удвоил усилия и потеснил его на несколько шагов. Однако он быстро оправился и занял прежнюю позицию. Из-за памятников донесся вздох.
— Ты все еще можешь удивлять меня, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, нанося удар. — Когда же этому придет конец?
Я отступил на шаг, затем снова нанес удар. Наши клинки давали нам нужные силы, и мы продолжали сражение.
Несколько раз он оказывался близко, очень близко. Но каждый раз мне удавалось уклониться и контратаковать. Дважды я думал, что поразил его, и каждый раз он чудом уклонялся и нападал с удвоенной силой.
Он ругался, смеялся, и я, вероятно, делал то же самое. Луна сияла, и роса стала заметней на траве. Создания иногда перемещались, но их глаза не отрывались от нас. Вик и Сабрина что-то шептали, не глядя друг на друга.
Я нанес удар в голову, но он парировал его и в свою очередь нанес мне удар в грудь. Я остановил его и попытался поразить его в грудь, он отбил удар...
Внезапно подул ветер, и пот на моем лбу стал холодным. Я поскользнулся на влажной земле, а он упустил возможность воспользоваться моей оплошностью. Неужели он начал уставать?
Я еще усилил нажим, а он, казалось, отвечал чуточку медленнее. Было ли это моим преимуществом или трюком с его стороны?
Я попал ему в руку. Легкое касание. Царапина. Ничего серьезного, но я почувствовал, что моя уверенность растет. Я сделал новую попытку, выложив все, на что я способен, во взрыве вдохновения.
Яркая линия появилась у него на груди.
Он снова выругался и дико замахнулся. Когда я парировал удар, то понял, что небо на востоке начало светлеть. Это означало, что я должен спешить. Есть правила, ограничивающие даже нас.
Я применил свой наиболее сложный прием, но он смог отразить его. Я пытался сделать это снова и снова. Каждый раз он казался все слабее, и в последний раз я увидел гримасу боли на его лице. Наши зрители тоже приустали, и я чувствовал, что истекают последние песчинки в песочных часах.
Я нанес удар — и на этот раз я попал. Клинок вошел в левое плечо, и по звуку было понятно, что у него задета кость.
Он застонал и упал на колени, в то время как я отпрянул назад для последнего смертельного удара.
Вдалеке прокричал петух, и я услышал его смех.
— Близко, братец! Близко! Но еще не все кончено, — сказал он. — Сабрина! Ко мне! Немедленно!
Она сделала шаг к нему, повернулась к Вику, затем снова к моему поверженному врагу. Она поспешила к нему и обняла, как только он начал исчезать.
— Aufwiedersehen[1]! — донеслось до меня, и они оба пропали.
Наши зрители отбывали с большой поспешностью, хлопая крыльями, уносясь скачками по земле, скользя в норы, так как солнце появилось над горизонтом.
Я оперся на клинок. Через некоторое время Вик подошел ко мне.
— Увидим ли мы их когда-нибудь снова? — спросил он.
— Конечно.
Я двинулся туда, где вдалеке виднелись ворота.
— И что теперь? — спросил он.
— Я пойду домой и просплю весь день. Может быть, устрою небольшие каникулы. Дела теперь будут идти не так бойко.
Мы пересекли освященную землю и ступили на улицу.
До свидания (нем.).
