Верховный Маг провел рукой по покрытому испариной лбу: этот сентябрьский день оказался неожиданно жарким, — вздохнул и медленно пошел к фонтану, крепко сжимая волшебный посох и тяжело опираясь на него. Опавшие листья шуршали под его ногами. Сидевший у фонтана не шевелился, все так же смотрел куда-то мимо Годара. Не пошевелился он и тогда, когда Верховный Маг остановился прямо перед ним.
— Мне сказала, что ты принес мне письмо, — сказал Годар своим глу-боким голосом, так поражавшим всех, кто его слышал, многогранностью оттенков.
Парень повернул, наконец, голову. Их глаза встретились, и что-то странное почудилось Годару в этих темных безразличных глазах; он взял протянутый конверт и, распечатав его, стал читать письмо. Парень молчал, и глаза его не выражали ничего — абсолютно. Годар все посматривал на не-го, но, дочитав письмо до конца, он все понял.
— Здесь написано, что тебя зовут Ястреб. Ястреб из Хоана?
— Да.
Вот как.
— Так ты слепой?
Ястреб слегка улыбнулся, но промолчал. В нем чувствовалось дос-тоинство, бесконечно поразившее Годара. Так вот он какой, знаменитый хоанский шпион. Лицо не очень примечательное, самое обычное лицо, ху-дое, загорелое, тонкогубое, с почти незаметным шрамом на виске; глаза, правда, красивые, но слишком уж неподвижные… Странный человек: он походит скорее на принца крови, чем на безродного бродягу шпиона. Н-да. Но он уже далеко не мальчик, и выполнить просьбу божественного Идрая будет затруднительно.
— Кто учил тебя магии?
— Идрай.
— А до него? — спросил Годар, отметив про себя, что парень назвал живого бога и последнего императора просто по имени, даже не прибавив обычного эпитета. Что это было, неуважение или признак близкого зна-комства, Годар не мог решить.
— Никто, — сказал Ястреб.
— Вот как, — медленно проговорил Годар.
Значит, парень занимается этим меньше года. Но сила в нем чувству-ется, и великая сила. И если то, что пишет Идрай, правда, то, конечно, та-кую силу опасно оставлять в руках человека необученного. Ах, Великий Космос, маги такой мощи не рождались со времен Крома Могучего!.. Но Годар внутренне противился этой мысли и искал предлога, чтобы отказать. Этот человек… Да, он нравился Годару, но Верховному Магу невозможна была сама мысль: отдать магическое искусство в руки человека, просла-вившегося убийствами, — вся сущность Годара противилась этому.
— Сколько тебе лет, Ястреб?
— Тридцать четыре.
А выглядел он самое большее на двадцать. Правда, эти резкие склад-ки у рта.
— Идрай просит меня о небольшом одолжении, — медленно сказал Го-дар, — действительно небольшом, но я не знаю, смогу ли я выполнить его просьбу. Видишь ли, Ястреб, здесь обучаются дети… А тебе за тридцать, и ты профессиональный убийца.
"Хотя я не понимаю, как это может быть. Как слепой, слепой чело-век, которому сама природа велит быть тихим и кротким, может нести смерть, может играть политикой государств. Маг. Как можно".
Ястреб криво усмехнулся — то ли своим мыслям, то ли мыслям Года-ра.
— Пойми, — продолжал Верховный маг, — мы начинаем учить с детско-го возраста, потому что только из ребенка можно сформировать опреде-ленную личность, вылепить все, что угодно… Любому нельзя давать в ру-ки магическую власть, это величайший соблазн, справиться с которым мо-жет только человек, чистый сердцем… Ты понимаешь меня?
— Да, — сказал Ястреб.
Он встал, и оказалось, что он совсем невысок. Годар смотрел на него с сожалением, а Ястреб улыбался, правда, невесело.
— С чистотой сердца у меня проблемы, вы правы, — сказал Ястреб, — Что ж, я пойду. Я приехал сюда, только уважая просьбу Идрая… Я никогда не хотел быть магом, — добавил он с легкой усмешкой, поклонился и пошел прочь.
Годар смотрел, как он идет среди осенних деревьев: невысокий, ху-дощавый, в белых одеждах. Движения его были слишком уверены для сле-пого и неуловимо легки. Годар смотрел, как он идет, и улыбался сам себе усталой старческой улыбкой.
Через пять лет, после смерти Годара Верховным Магом избрали Яс-треба. При нем магические искусства достигли небывалого расцвета, и сам Верховный маг прославился многими великими деяниями. Никто, конечно, не связывал имя хоанского шпиона с именем величайшего из Верховных Магов, только божественный Идрай иногда усмехался, думая, что этот че-ловек достигает вершин мастерства во всем, за что берется.
27 сентября 2000 г.
5. Любовь.
Любовь — это смешное слово, и оно всегда было чуждо ей. Она была создана не для любви и никогда не чувствовала ничего подобного. Разве что однажды…
Годри была дочерью барона Дэра, властителя Хардна, маленькой ав-тономии, расположенной недалеко от столицы. Годри была старшим ре-бенком в семье барона и по законам харданов должна была после смерти отца унаследовать замок и власть над Хардном; у харданов женщины все-гда имели права, равные с мужскими. Но на следующий день после ее ро-ждения, когда Рида, баронесса Дэр, еще не оправившаяся после тяжелых родов, лежала в постели, в замок приехал из столицы сам божественный повелитель с до неприличия малой свитой (только два всадника сопровож-дали божественного Идрая). Не зайдя ни к хозяину замка, ни к его хозяйке, Идрай сразу же прошел в детскую, где в маленькой разукрашенной кро-ватке спала новорожденная наследница Хардна. Там божественный пове-литель долго расспрашивал кормилицу, маленькую, как и все харданки, полную румяную женщину, до смерти перепуганную его появлением в темной, тихой детской. Еще не проснувшаяся, потирая слипающиеся глаза и едва сдерживая зевоту, перепуганная женщина отвечала на странные во-просы божественного императора: в котором часу начала рожать баронес-са? когда роды завершились? как проходили? как ведет себя новорожден-ная? много ли плачет? И так далее, до бесконечности, пока бедную корми-лицу не освободил приход барона Дэра, разбуженного слугами. Ему боже-ственный Идрай объявил, что его, барона Дэра, первый ребенок, девочка, названная уже именем Годри (это имя барон и баронесса давно уже при-думали для своей первой дочери, мальчика они хотели назвать Сортисом), должна стать божественной воительницей, одной из кольценосных, Стра-жем божественного Идрая, его личным телохранителем. Барон Дэр не мог возражать, хотя ему и жалко было лишиться своей вымечтанной дочери, первого своего ребенка. Девочку увезли на следующий день, вместе с кор-милицей. Но она так и осталась наследницей Хардна, который не достался ей только потому, что она умерла раньше своего отца.
Девочку увезли в столицу, в императорский дворец, где она и росла. Она часто бывала в родовом замке, благо, он близко был расположен к столице, но, даже наблюдая вольную (распущенную и безнравственную, как говорили в столице) жизнь харданок, Годри долго не понимала и не осознавала своей женской сути. И Идрай был доволен этим, ибо Годри но-сила кольцо Юпитера, кольцо непорочности, и вместе с девственностью утратила бы она свое невероятное воинское могущество. Идрай знал, что однажды она из ребенка превратиться в женщину и захочет любить и быть любимой, но он доволен был, что так мало мечтала она о любви в детстве. Божественный Идрай как-то сказал ей:
