Колин Смит - Ужас Моря

Через мгновение тварь приземлилась, чуть не сбив Кулла с ног своим длинным шипастым хвостом, который просвистел поблизости от лица воина. Чудовище словно и не заметило, что его частично выпотрошили. Оно стал разворачиваться для новой атаки.

Кулл поспешно отступил и вновь поднял меч.

Раскрыв жвала, чудовище двинулось вперед. Кулл завертел мечом так, что тот слился в один сверкающий круг. Словно издеваясь над правителем Валузии, тварь тоже стала раскручивать длинные щупальца.

В следующий момент чудовище попыталось нанести удар. Кулл сделал обманное движение, и жвала щелкнули там, где только что стоял король. Проскользнув вперед между извивающимися щупальцами, Кулл нанес быстрый и мощный удар по белой упругой голове. Спрятав голову под панцирь, его противник хлестнул хвостом, целя в лицо короля. Словно раскаленная сталь коснулась Кулла. Он вскрикнул от невыносимой боли, огненным обручем охватившей грудь.

Голова чудовища вновь метнулась вперед и могучие челюсти впились в плоть атланта. Острые шипы твари вонзились ему в живот, и неистовая боль охватила тело. Кулл попытался вырваться, но разжать гигантские челюсти было невозможно. Они только все больше и больше врезались в его, плоть, причиняя мучительные страдания. Кулл напряг все силы, чтобы перехватить меч, и с яростным выкриком всадил его в глаз твари. Тот с треском лопнул. Судорога пробежала по огромному телу чудища, но жвала не разжались.

Кулл попытался проколоть другой глаз, но щупальца обвились вокруг его запястий, вызвав новую волну боли. Король закричал, стараясь разорвать стальные оковы объятий чудовища, но руки более не повиновались ему. Еще одно щупальце оплело голову короля, и будто крошечное солнце вспыхнуло в мозгу. Мир взорвался ослепительно белой всепроникающей болью. Кулл уже ничего не слышал и не видел. Внутри головы, на белой, как пустыня Ханана, равнине, появились гусеницы, подобные щупальцам морского чудища. Спокойно и неторопливо они подбирались к возвышающейся посреди равнины огненно-красной горе — вынутому из черепа мозгу Кулла. Подойдя к подножию, гусеницы принялись за еду.

Прожорливые твари вгрызались в мозг, оставляя за собой тончайшую паутину боли, постепенно сплетающуюся в густую обволакивающую сеть. Эта сеть затягивалась все туже, сознание Кулла и его жажда жизни понемногу таяли, словно утренний сон.

Вскоре ничего не осталось, кроме мучительной агонии заживо перевариваемой плоти. Король Валузии чувствовал лишь непонятный страх.

А потом пропало и это. Остался лишь долгий, бесконечный полет в черное, как пустота, забвение. Время умерло и память о Кулле исчезла. В холодном безмолвии постоянно звучал чей-то знакомый голос, но слова оставались пусты и бессмысленны, как и все окружающее.

— Помни, что у него нет души, — звучали слова. Они звучали непрерывно.

Прошли миллионы лет и тысячи миров родились и канули в небытие…

— У него нет собственного сердца, нет собственной крови, — донесся до него размеренный голос.

Кулл медленно проплыл сквозь марево пустыни и, выбравшись из ядовитого кошмара, увидел, что ему удалось разрубить обхватившее голову щупальце. Оно билось у ног атланта, как отрубленный хвост ящерицы. Жвала разжались, остальные щупальца вяло скользили вдоль тела Кулла, втягиваясь под панцирь.

Второй глаз! Он был не там, где прежде. Глаз двигался, перемещался по телу твари — и он вовсе не был глазом. Теперь стало заметно, что это всего-навсего моллюск с плоской раковиной.

И тут Кулл понял.

Чужое сердце! Второе — и последнее.

Сердце, которое билось в маленьком существе, подарило подобие жизни мертвой бездушной твари.

Меч Кулла опустился на маленькое тельце и рассек его пополам.

Чудовище вздрогнуло. Его белая голова, по которой стекала темно-красная кровь моллюска, безжизненно свесилась на грудь. Кулл, хромая, отошел на безопасное расстояние. Щупальца чудовища выскользнули из-под панциря и заметались, то свиваясь в кольца, то распрямляясь на всю длину. Шипастый хвост приподнялся вверх и хлестнул по воде, взметнув тучу брызг. Ноги задвигались. Но они никуда не могли унести тело, и в тщетных усилиях скребли пол пещеры.

Кулл приблизился и ткнул чудовище мечом в желтый, мягкий живот, под кожей которого что-то шевелилось. Из разреза хлынула зеленоватая жидкость. В ней метались креветки — мелкие рачки. Кулл на всякий случай хотел вонзить в одну из них острие меча, но оружие в последний момент воспротивилось королевской воле. Острие промахнулось. Следующая попытка окончилась тем же. Меч не хотел их убивать. Запах гнили, и без того сильный, стал еще более густым. Мертвая тварь начала быстро разлагаться. В несколько мгновений белая голова покрылась синими пятнами, съежилась и превратилась в бурую растекающуюся по воде массу. Шипастый хвост отвалился и его унес отступающий прибой. Тысячи крабов облепили его и принялись поедать. С каждым мигом они увеличивались в размерах. К тому времени, как оголился скелет, крабы стали в три-четыре раза больше, чем изначально. Щупальцами и ногами занялись приплывшие рыбы, и вскоре от чудовища остался лишь панцирь.

— Мне пора, — сказал меч. — Я выполнил свое предназначение, и теперь мои дети дадут начало новой жизни. Они вдохнут жизнь в эти воды.

Кулл хотел ответить, но прекрасное оружие вдруг потемнело, покрываясь ржавчиной, и рассыпалось в прах