Явившись в Валлахал, господа нашли, что слухи о безумии и жестокости Алекиана оказались сильно преувеличены. Его величество выглядел скорее замкнутым, чем сердитым, а с императрицей бывал по-настоящему нежен.
Придворные дамы приглядывались к округлым формам ее величества — искали признаки того, что Санелана в тягости. Никаких поводов для подобных предположений не было, но дамы поопытней подмигивали: мол, мы-то видим, как они смотрят друг на друга, их величества.
Вместе с тем Коклос Полгнома так и не сумел возвратить влияния на «братца». Император глядел холодно и время от времени напоминал о предстоящем походе, куда карлику надлежит отправиться с войском.
Проповедник Когер по-прежнему находился при особе императора и ежедневно молился в часовне вместе с его величеством. Когеру также было велено готовиться к походу, и архиепископ даже не пытался спорить с решением Алекиана. Мунт намеревался отправляться на север к войскам Белого Круга, и хотел, чтобы вдохновенный чудотворец следовал в архиепископской свите, но решения его величества не подлежали обсуждению.
Придворных мало интересовали предстоящие походы. Они распределили должности, заново обжили покинутые покои. Кто был робок — избегал императора, зато Санелана всегда оказывалась готова принять и выслушать…
Весной, когда стало ясно, что холода больше не возвратятся, неожиданно для всех при дворе объявился король Сантлака Метриен Первый. Прежде придворные слыхали, что верзила содержится под стражей, как изменник — теперь они не знали, как следует держать себя с поверженным королем. Впрочем, на людях Метриен почти не показывался, лишь несколько раз на торжественных приемах верзилу демонстрировали двору и послам. Держался Метриен сдержанно и скромно. Его неизменно сопровождали гвардейцы с оружием наголо и несколько Изумрудов — и эта свита куда больше напоминала конвой, нежели почетный караул.
Не укрылся от внимания царедворцев и металлический ошейник на мощной шее Метриена, однако назначение такого странного украшения оставалось тайной… Опального монарха старались не поминать, при дворе и без него хватало тем для бесед. Праздных обитателей Валлахала куда больше занимала погода. Весной всех занимает погода.
* * *
С возвращением придворных у Коклоса прибавилось забот. Теперь повсюду можно было столкнуться с праздными вельможами, занятых единственно поисками развлечений в унылом Валлахале. Скучающие кавалеры и дамы слонялись там и сям, так что карлику приходилось теперь трижды оглядеться, прежде чем лезть в какой-либо из тайных проходов. К тому же Полгнома взял себе за правило присматривать и за этими ничего не значащими людишками — не для какой-то пользы, нет, от бездельников не зависело ровным счетом ничего, они исполняли в Валлахале роль мебели. Но Коклос не упускал случая подглядеть какой-нибудь мелкий секрет, подслушать невзначай произнесенную шутку с двусмысленным подтекстом. В конце концов, рассуждал карлик, если придворные — мебель, то ведь и за мебелью следует следить.
Единственным местом во дворце, которого шут старательно избегал, оставалось логово Изумрудов. Во-первых, подобраться к чародеям было трудно, они давно обнаружили и замуровали большую часть тайных лазов, которые вели в их покои. Во-вторых, никогда не знаешь, что под силу тому или иному магу, а что нет. А ну как он тоже следит за тобой? Между тем именно Изумруды интересовали сейчас Полгнома. Гиптис явно был осведомлен относительно положения короля Метриена, да и кому, как не магам, знать о загадочном даре проповедника Когера? Чудесная сила, которой владел провинциальный клирик, некоторое время оставалась предметом придворных сплетен, но к ней привыкли, перестали удивляться. Появились новые темы, легкомысленные валлахальские щеголи увлеклись другими новостями, а Коклос никак не мог успокоиться. Разумеется, он частенько следил за Когером, но ничего особенного в неуклюжем увальне не находил. Внешне — обычный клирик, каких в империи сотни и сотни, ничего примечательного.
Наконец Коклос решился — если за Изумрудами не получается следить тайком, остается пойти и поговорить с Гиптисом открыто. Только момент подходящий улучить. Придворный чародей редко бывал в хорошем настроении. Забот у него много, а численность клана порядком сократилась, да отношение к Изумрудам из-за предателя Велиуина стало куда как менее почтительным. Гиптис убил изменника своими руками, но человека погубить легко, куда сложней одолеть вздорные слухи… Словом, Коклос решил дождаться удобного момента и потолковать с магом начистоту — ну, разумеется, настолько начистоту, насколько это возможно между придворным магом и придворным шутом.
Улучив момент, когда никого не было поблизости, Полгнома забрался в тайную галерею и побрел в полумраке, держа курс к части дворца, отданной Изумрудам. Изредка мелькали пятна света, там были оконца, завешанные гобеленами. Однажды карлик расслышал приглушенные голоса. Слов было не разобрать, но интонации, как показалось Коклосу, выдавали волнение и спешку.
— Хм, — буркнул Полгнома, — неужто у нас тут зреет заговор? Сейчас мы его быстренько раскроем и всех изобличим. Давно я не спасал империй…
Карлик крадучись подобрался к тупику, которым оканчивалось боковое ответвление галереи. Привстал на цыпочки, и стал шарить ладонями по холодной пыльной стене. Отыскал впадину и гвоздь под ней. Снаружи на этом месте крепился подсвечник, и если вытащить нижний гвоздь, металлическую пластину, которая служила основой конструкции, можно было повернуть. Коклос аккуратно извлек кривую ржавую железку, и чуть надавил на впадину. Подсвечник пошел в сторону, и Полгнома приник к образовавшейся щели.
— Ну же, любовь моя, счастье мое, ну почему вы столь холодны? — голос Кенперта Вортинского прерывался страстными вздохами и в самом деле звучал взволнованно.
Его собеседница, дама лет тридцати, улыбалась и делала вид, что отталкивает ухажера. На самом деле она отражала приступ не слишком усердно.
— Ах, мой добрый сэр Кенперт, мой герой, — ворковала она, — что же вы так?.. Разве я подавала хоть малейший повод для подобной дерзости?
— Повод? А огонь ваших глаз? А трепет ваших ресниц? Разве я мог не заметить?.. — Кенперт тесней прижался к женщине.
— Ах, неужто я похожа на распутницу? — дама заерзала в объятиях рыцаря, но не стала отстранять его ладони. — Разве я одна из этих, вроде графини Кларенты? Неужто я из дам, к которым можно так дерзко подступать среди бела дня? Ночью, друг мой, приходите ночью! Я буду одна, муж собирается нынче после обеда уехать… Приходите ночью, я отошлю прислугу…
