— Олин!.. У меня есть плохая новость… Так случилось, что… В общем, как мужчина мужчине скажу тебе прямо — твой отец не вернется из Леса, он погиб. Его унес гатанг. Прости…
Несколько мгновений Олин в оцепенении осознавал сказанное.
Страшная новость не укладывалась в голове. Не может быть! Неправда! Глаза Дородо говорили вместо слов — это была правда, внезапная и ужасная правда. У Олина потемнело перед глазами и кровь ударила в голову, панический страх заставил его инстинктивно броситься к матери, но загорелые руки охотника удержали его. Дородо резко развернул к себе Олина и, держа за плечи, произнес сурово:
— Ей не нужны твои слезы, сопляк. Ей нужно твое крепкое плечо и большое сердце. Ты слышишь меня?!. Теперь ты должен стать отцом своим братьям и сестрам! И никаких истерик! Так?!
Олин в замешательстве заморгал и быстро закивал головой. Затем глубоко вздохнул, вложил белую и холодную мамину ладонь в свою руку и, поблагодарив смущенных мужчин, произнес:
— Пойдем домой, мам. Малыши наверняка уже проснулись.
Охотничий коршун Чендеру бесшумно сел на руку хозяина, заставив последнего оторвать взгляд от мальчика и его матери, медленно приближавшихся к площади. Каменное лицо сына Магарэта выглядело мужественным на фоне тихого судорожного всхлипывания женщины.
— Тревожные времена настали, Массара, необычайные!.. Не так ли? — произнес Чендеру, задумчиво поглаживая пепельные перья пернатого спутника. Коршун грозно верещал, подергивая головой и расправляя крылья.
— Эй, Магарэт! За мрачным утром настаёт хороший день! Держи вожжи, держи!
Олин с недоумением обернулся и впервые в жизни увидел улыбающегося Чендеру, ободряюще трясшего в воздухе кулаком.
Солнце продолжало разгонять клочья тумана теплыми лучами, а птицы — прыгать по мостовой. Запыхавшиеся мехи Киранофа держали ритм. В Маловане настал день.
Ян Серовски шел по аллее Грин-парка в центре Лондона и морщился от собственных мыслей. В этот серый ноябрьский полдень накрапывал мелкий холодный дождик и дул пронизывающий ветер. В редких лужицах Ян видел свое отражение — на него смотрел 16-летний парень среднего роста, немного сутулый, сероглазый, с внимательным, сосредоточенным взглядом и тонкими чертами лица. Его чистые темно-русые волосы были аккуратно подстрижены, наполовину закрывая уши и шею. Темно-синяя, почти черная болониевая ветровка с едва заметной галочкой Nike на левой стороне груди была застегнута до верха. Серая кофта крупной вязки с узорами в виде оленей высовывалась наружу двойным, укрывающим шею до самого подбородка воротом. Темно-синие джинсы свободного, если не сказать, обвислого кроя, лежали поверх высоких кроссовок с толстой подошвой и широкими белыми шнурками. Втягивая заледеневшие руки в длинные рукава, он сунул бутылку ярко-рубиновой газировки «Параллакс» в карман и не глядя пнул перекатываемый ветром по асфальту картонный стакан Costa с трубочкой.
Ян думал о матери. Вернее, старался не думать, но у него не получалось. История его рождения снова и снова возникала в голове, теребя воображение. Вот его беременная мать, двадцатипятилетняя Эмма, сидит в углу обшарпанной кухоньки, обхватив колени. Ее возлюбленный, так много и так красиво говоривший о переезде в столицу в домик на окраине, только что заявил, что не хочет и не может ее видеть — он уже в другом городе. В отчаянии Эмма совершенно твердо решила избавиться от нежеланного ребенка. То есть, от него — Яна. Тетя зачем-то все рассказала ему. Эмма начала пить, больше курить — ни к чему беречь никому не нужное существо в утробе, уже приговоренное к смерти. «Ты уже взрослый, Яник. Ты должен знать. Твою мать отговорила от аборта какая-то подруга. Уж не знаю как. Она поселилась у нее, вместе с ней пила, плакали они вместе», — тетушка Мэри почему-то считала своим долгом выложить все как есть. После этого разговора Ян, как ему казалось, понял истинную причину той «параноидальной» заботы, которой окружала его мама. Чувство вины — мощная вещь. Но, как видно, не для его отца, если этого человека вообще можно так назвать. Яну было ужасно стыдно даже перед самим собой за ту щемящую детскую тоску, которая периодически наполняла все его существо до недавнего времени. Ян убеждал себя, что повзрослел, перерос ее, что это унижение — плакать о человеке, для которого ты просто неприятная оплошность в постели.
Поэтому Ян быстро шел вперед, убегая от собственных воспоминаний.
Он уже давно свернул с дорожки и шагал по мокрым почерневшим листьям неизвестно куда, машинально обходя корни и заросли папоротника. Свежий воздух парка приятно охлаждал разгоряченные щеки и лоб, и Ян, не задумываясь, углублялся все дальше и дальше в осенний сквер. Отхлебнув рубиновой газированной жидкости со сладким вишневым вкусом, он закрутил крышку бутылки и неохотно погрузился в разработку плана объяснений матери о столь долгом отсутствии дома. «Сколько времени нужно, чтобы дойти от дома Зэйбера до площади и от площади до перекрестка?.. 15 минут… нет, 20… Никаких девчонок с нами не было, кроме сестры Бориса… что ты — что ты… ни слова о пиве… пока все вроде бы логично… Так, телефон? Денег на счету не было… вот, черт, она же могла пополнить… аккумулятор сел! Точно!., позвонить с телефона Бориса? Скажу, что Зэйбер всегда был жмотом — жмотом и остался… хотя это, знаете ли, не так далеко от правды. Ладно, черт с ним, с Зэйбером…»
Пройдя довольно большое расстояние, Ян вдруг заметил, как что-то изменилось… Отвлекшись от собственных мыслей, он с удивлением обнаружил, что под ногами больше не прелые листья, а зеленая трава и мелкие желтые соцветия какой-то ягоды. Подняв глаза, Ян застыл в удивлении — его окружал густой и высокий лес, с первого взгляда похожий на тропические джунгли. Но все оказалось еще более необычно — то, что он увидел, явно не вписывалось в обычное представление о джунглях. Насколько он мог разглядеть чащу впереди себя, кое-где возвышались мощные стволы хвойных деревьев, как и все остальные, окутанные нежно-зелеными порослями лиан. Ян помотал головой и закрыл глаза. «Глюк. Но невероятно реальный». Медленно открыв глаза, он снова зажмурился. «О нет! Настойчивый глюк! Может быть я сошел с ума? Только этого еще не хватало». Однако это была реальность — Ян стоял посреди густого леса, бурно просыпавшегося ранним утром. Где-то над головой, среди ветвей щебетали птицы, а шорохи и писк в траве и зарослях кустарника свидетельствовали о бурной жизни, прятавшейся за покрытой росой зеленью. Могучие кроны деревьев поскрипывали под тяжестью плотной листвы, среди которой то и дело мелькали пестрые шкурки мелких суетливых зверюшек. Лес дышал — медленно и с упоением вдыхая свежесть утра. Было еще слишком рано, и предрассветный полумрак нерешительно отступал в таинственную чащу. Ян сделал несколько шагов назад, присел на корточки и погладил ладонью траву, желая убедиться в том, что она настоящая. Трава оказалась мягкой и холодной. Он развернулся и пробежал несколько десятков метров в том направлении, откуда «пришел» — таинственный лес был всюду. «Хорошо…» — произнес он вслух, облизывая пересохшие от волнения губы — «Пусть будет лес». По натуре Ян был далеко не трусом, хотя психолог утверждал, что ему стоит быть более уверенным в себе. Кроме того, выросшего домоседом мальчика, быть может, даже в большей степени, чем многих сверстников, можно было назвать романтиком. Ожидание чего-то необычного, большого и захватывающего всегда таилось в его душе, давая пищу воображению. И когда это необычное столь внезапно нагрянуло в самый обычный день, первое, что почувствовал наш герой — это воодушевленное, если не сказать, вдохновенное любопытство. Решительно выпрямившись, Ян пошел вперед. При каждом его шаге из под ног вылетал жужжащий рой разноцветных насекомых, а большие, в половину указательного пальца, жуки неторопливо уползали с дороги. Зеленый ковер кишел бурной жизнью. Кое-где с деревьев капала холодная роса, попадая Яну за шиворот. Пробираясь сквозь невысокий, по пояс, кустарник, он вдруг заметил как некоторые деревья на несколько секунд охватывает тусклое сияние. При этом, сияние имеет очертания самого дерева, но шевелится и как будто пытается что-то сказать. Духи деревьев медленно покачивались и обвивались вокруг родных стволов. Ян, задрав голову, принялся разглядывать прозрачных сиренево-голубых гигантов, на мгновение касавшихся друг друга щупальцами призрачных ветвей. Очередной раз ступив вперед, Ян не почувствовал под ногой почвы и кубарем свалился вниз. Вскочив, он обнаружил, что находится на светлой лесной поляне, окруженной плотной чащей кустарника и стеной огромных древних сосен. Ян огляделся вокруг — на поросшем травой и желтоватой ягодой пространстве не было никого. Присмотревшись повнимательнее, он вытаращил глаза от удивления — всюду между деревьев, на нижних ветках и в кустах сновали прозрачные воздушные существа, не обращая на него ни малейшего внимания. На двух и на четырех ногах, похожие на желе или на искрящиеся шарики — каждый из них спешил куда-то своей невидимой тропинкой. От каждого крошечного тельца исходил едва заметный свет, а лица казались пустыми, потому что состояли только из огромных темных глаз. Немая суета охватывала все видимое пространство леса. От такого зрелища у Яна захватило дух. Постояв с минуту с занесенной для следующего шага ногой, он снова присел на корточки и помахал рукой этим странным обитателям зарослей. «Э-эй, ребята! Вы кто?» — тихонько произнес он. Затем немного прополз на коленках и попытался дотронуться до клубочка из голубых искр, только что спустившегося с ветки. Его рука схватила воздух, не ощутив не малейшего присутствия живого существа. «Я так и думал — духи» — проговорил он. Затем прополз еще, чтобы взглянуть на других, потом назад, и так от дерева к дереву.
