Полковника звали Натаниэль Хитроу, его лицо напоминало фасад плантаторского дома — благородная сдержанность, аристократизм, чашечку чая, бокал хереса, спиричуэлс и кричи истязаемых негров на заднем дворе. Идиллия морщин в сочетании с жестким прищуром конфедератского снайпера.
Полковник носил форму, как цирковой жонглер — свои тарелки. Главное: не разбить. И улыбайся, улыбайся, зрители это любят. Даже если это тяжелейшая работа на свете.
— И какое у меня задание? — безнадежно спросил Грегори. Надеюсь, его не заставят прыгать в Арктику босыми ногами в снег и гипнотизировать белых медведей? Не хотелось бы. Грегори поежился. Медведей он инстинктивно недолюбливал. От этих тварей всего можно ожидать.
Несмотря на заверения полковника, Грегори все еще не верил в свою экстрасенсорную мощь. Все равно, что оказаться участником ток-шоу «Как вы стали экстрасенсом», по чистой случайности перепутав двери. Вообще-то я хотел в туалет, — робко шепчете вы.
— Прекрасно! Он ТАК мил! — кричит ведущий. Набриолиненные волосы сверкают, как ядерная вспышка на солнце. — Он говорит, что хочет в ТУАЛЕТ! Но прежде чем выйти, может быть, маэстро, вы передвинете силой мысли вот этот стол?
Сверху на канатах выпадает огромный круглый стол. Из плантаторского домика, думает Грегори. О, боже. Смех. Грегори поворачивает голову и видит зрителей. Они смотрят на него и смеются — каким-то ненатуральным смехом, словно только что подавились или на самом деле хотят плакать. Взгляды их направлены… нет, не на Грегори (он вздыхает с облегчением), а на экран. Там написано «СМЕХ В ЗАЛЕ». Затем на экране загорается надпись «АПЛОДИСМЕНТЫ!». Звучат аплодисменты.
— Ну же, маэстро! Смелее! — кричит ведущий. В лучах его улыбки плавятся зубные пломбы. — Сделайте это!
Грегори мнется, смотрит. Затем неуклюже взмахивает рукой. Стол стоит. Грегори видит, как ведущий прижимает что-то в ухе пальцами и яростно шепчет в рукав.
— Попробуйте еще! — говорит ведущий.
Грегори послушно машет, словно отгоняя надоедливых насекомых.
Стол, перекосившись на канатах, взмывает вверх. Грохот.
«АПЛОДИСМЕНТЫ!»
Зрители аплодируют.
— Отлично! — ведущий идет к нему, открыв в широченной улыбке белые зубы. Блеск настолько невыносимо пылает, что Грегори стискивает губы, чтобы от жара не потрескалась зубная эмаль.
Грегори бросается к двери, открывает ее и бежит по коридору.
— Африка, — говорит полковник Хитроу. — Чудесная страна. Вам понравится, Грегори.
И после краткого заминки добавляет — как южанин обещает жене вернуться с головой Линкольна в солдатском вещмешке:
— Я обещаю.
* * *
Нечего рожу кривить, коли рожа крива.
Филин сбросил рюкзак и остановился у заброшенной лачуги. Разрушенные стены, выкрашенные некогда синей, красной и желтой яркими красками, полиняли и рассохлись. В проломе Филин видел чьи-то босые ноги. Почему-то сразу было ясно, что лежит неживой. Из пролома, как грозовое облако, взвились мухи. Филин снял армейскую кепи и почесал бритую голову. Все-таки так было удобнее, да и чего греха таить, привычнее.
Он перевесил фотоаппарат на грудь и снял крышку; она повисла на шнурке. Выжженные цвета африканской деревни — здесь недавно жили кикану, человек двести. Женщины, дети, старики. Мужчины как-то быстро кончились еще на прошлой войне. Вообще, этой стране не везло уже примерно полвека. А ведь когда-то Луанду считалась экономическим и культурным лидером южной Африки.
Спасибо Роберту Могуту и его демократическим принципам. Сейчас мы хоть мертвых кикану может снимать свободно.
Для Нэшнл Джеографик. На премию года.
Филин надел кепи, ослабил на груди лямки рюкзака. Взял фотоаппарат в руки — тяжелый. Сталь, титан, резина, низкодисперсное стекло и прочие прелести профессиональной фототехники. Стоит такой «Никон» как годовой бюджет местной области. Снимать одно удовольствие, если ты профессионал.
Филин достал из отдельного футляра объектив на восемьдесят пять и прищелкнул к корпусу. Отчетливый щелчок. Цифра. Жаль, раньше была пленка — особые получались кадры.
Так, теперь за дело.
Сделав пару снимков (бедняга был убит выстрелом в упор, причем не так давно), Филин наклонился. От раздутого тела шел невыносимый смрад. Жара, что ты хочешь. Филин достал из кармана маленькую запонку для рубашки. Куда бы ее деть?
Звук мотора. Филин поднял голову, чертыхнулся. Воткнул с размаху запонку трупу в бедро (мертвому все равно, а мне некогда) и бросился к дальнему окну.
Выглянув из-за угла, он увидел армейский крытый грузовик. Солдаты, негромко переговариваясь, вышли и направились к хижине. Лица у них были закрыты марлевыми повязками.
* * *
Упрямство путь к величию, но зачем тебе туда?
Грегори спустился по трапу самолета, ступени пружинили под ногами. В него сразу же ударил столб зноя и пыли. В Луанду было жарко, как в калифорнийском варианте ледяного ада. Грегори огляделся. Серо-желтая полоса бетонки, приземистое здание аэропорта. Видимо, он когда-то знал лучшие времена, но Синатра тоже больше не играет в азартные игры — если вы знаете, о чем я.
Все кончилось. Синатра умер. А в Луанду правит народный президент Роберт Могуту, который убил несколько миллионов сограждан и, судя по сведениям полковника Хитроу, собирается убить еще парочку миллионов. Или тройку, сколько там этих кикану?
Сколько бы ни было, будет гораздо меньше.
И в этом ему должен помешать таинственный экстрасенс Грегори Пил. Сам не верю такому счастью. Грегори передернуло.
У трапа стоял черный длинный лимузин. Рядом скучал шофер в темном костюме с белой рубашкой и в черной фуражке. Брюки у него были короткие, так что белоснежные полоски между кромкой брюк и начищенными ботинками резали глаза.
Белые носки. Узкий черный галстук. Господи боже, фанат Тарантино в африканской глуши!
* * *
Извиняйся, а потом бей как можно сильнее.
Грегори вступил на серую бетонку, принадлежащую Луанду. По выгоревшему от зноя полю зеленели тут и там свежие побеги. Грегори вычитал в интернете, что в Луанду только что закончился сезон дождей (четыре дня? Это они называют сезоном?!) и страна расцветает на глазах. Грегори посмотрел направо, затем налево.
Ну, может, не сразу расцветает. Или его глаза не соответствуют. Всякое бывает.
Может, страна ждет, когда уедут туристы.
Грегори остановился, ему чуть не снесли локоть. Ох. Какой-то толстяк пропыхтел извинения. Кажется, на голландском. Было бы логично, если учесть, что с шестнадцатого века здесь существовала голландская колония.
