— Мастер, а ледяная баба тебя не интересует? — Насупилась я.
— Она стаяла, только боюсь, опять вернётся. Сейчас лето, её время.
— А, что так? Расскажите.
— Погоди немного. Гномы, потери есть?
— Один.
— Кто? — Выпалил старейшина.
— Хтрыл, лавка у которого в конце проулка. Он первый удар на себя принял.
Все опустили головы, некоторые женщины заплакали в голос. Из кустов, домов и подвалов выбирались наши мужчины. Развернувшись к сгоревшим постройкам, всей толпой отправились к бывшему дому Хтрыла. Сам он лежал посередине дороги весь покрытый изморозью. Как занёс топор над головой, так и упал. Мой названый отец и старейшина, подойдя к нему, попробовали его поднять, но он раскалывался и таял под пальцами рук. Был человечек, стал ледяная скульптура. Гномы отступили.
— Что делать? Как отдать последние почести герою? Как развеять его прах над горами, если его нет, и не будет. — Закричал в отчаянии старейшина.
Из глаз, постаревшего в один миг, Хртона потекли горючие слёзы. Подойдя к очень расстроенному крёстному, вцепилась ему в руку:
— Отец, в чём проблема?
— Подгорный народ после смерти кремируют, прах семья или лучший друг рассеивает. Хтрыл глыба льда. Мы из огня пришли в него и уходим. Ты, дитя, это можешь понять?
— Не печальтесь. Под этим солнцем всё возможно. Пап, я помогу, честное слово. Верь и других попроси поверить мне.
Может что-то в голосе моём или взгляде проявилось, что он так долго, как показалось, смотрел мне в глаза, соглашаясь с чем-то внутри себя, кивнул головой и отвернулся незаметно утереть набежавшие слезинки.
— А сейчас расступитесь, как можно дальше.
Мастер Грендоль снова уставился на меня во все глаза, на минутку задумался, почесал подпаленную бороду и, махнув гномам рукой в сторону домов, оставшихся целыми, потопал с мужской половиной к обочине дороги. Народ последовал за ним. А что оставалось делать? Всё равно терять нечего, днём раньше, днём позже узнают. Приступим. Была, не была. Прикинув на глаз, хватит ли мне места, обернулась драконом. И вот уже наклоняюсь над замёрзшим телом, набираю полные лёгкие воздуху, и маленькой белой струйкой, с розовыми прожилками выпускаю огонёк, как учил мой родной папа-Змей Горыныч. Огонёк лизнул ледяного гнома раз, другой, зашипел, охватил всего Хтрыла и начал на нём выплясывать свой горячий цыганский танец. Поднявшийся клубами густой пар, сформировался в гнома, который поклонился на все четыре стороны света и прошептал довольно громко:
— Благодарю, повелитель, — и растаял в небесной вышине.
Усилила огонь до сине-красного цвета, миг, и на земле только пепельный контур остался от друга крёстного. Достав из штанин большой носовой платок, мастер Гриндоль горстями вместе с пылью стал собирать прах единственного своего друга Хтрыла и укладывать на вышитую топориками белоснежную тряпицу. Мне страшно захотелось чихнуть, сдержалась, а то развеялся бы Хтрыл раньше времени. Закончив, названный папа подошёл ко мне вместе с другими гномами и сдержано поклонился:
— Прости, повелительница, что сразу не признал. Спасибо, что вернулась, не бросила детей своих в трудную годину.
Я всё же чихнула, подняв тучи пыли, которая медленно начала оседать на и так чумазых гномах. Быстренько вернув себе человеческий облик, бросилась к Гриндолю на шею. Пока по своей не надавали, за не вовремя проявившуюся пылевую аллергию:
— Отец, ты что? Это ж я, Лвана твоя. Если уже можно, пошли домой, мама наверно дома нас ждёт, волнуется.
Под молчание толпы и наблюдением сотни любопытных глаз, взяла Гриндоля за руку и потащила домой. Вот и всё! Пришло время большого разговора. Как не вовремя! Я только размечталась погостить. Теперь уходить нужно. Но я благодарна судьбе — дала подсказку, стало ясно, что тогда у вилколаков произошло. Ну, держиморда, теперь-то тебя найду! Хнырика я тебе ни когда не прощу…
— Что тебе рассказать? Про ветер столбом и огнём сказать нечего. Сам впервой вижу. Про деву ледяную? Могу. Эту легенду я слышал от отца моего деда, а он от своего отца. В стародавние времена жил-был молодой человек в одном селе, умный, работящий, уважительный. Всякому нуждающемуся хлеба подаст, старикам по хозяйству поможет, да что говорить каждому руку помощи протянет и старому и малому. Малые дети за ним табуном носились. Ведь он, какой был? А может и до сих пор есть. Тому мальцу горошку даст, другого к небу подкинет, третьего на горбушке покатает. Ну, вот значиться. Полюбил он девушку-соседку, красоты говорят необыкновенной, что не в сказке сказать, ни пером описать. Черноброва, круглолица, тоненькая, как тростиночка, да только вот красота её была не живая, пользы людям не приносила, одни неприятности через ту дивчину часто бывали. То свадьба у кого расстроиться, то подружки не знамо за что передерутся. И вроде как отвечала та красавица ему взаимностью. Дело к свадьбе шло. Отцы их побратимами были, не раз из беды неминучей друг друга выручали. От этого радость в семьи великая пришла. Ни кто из отцов и помыслить не мог, что вырастут дети, полюбят друг друга. Свадьбу знатную на Покров готовили. Мед, пиво варили. Соленья, копченья заготавливали. Чтоб всё по уму и разумению было. Дом рубить для молодой семьи начали. Курей, гусей матери общипывали, подушки с перинами готовили высокие. Сами молодые встречались каждый день, после вечерней дойки на краю села. Шли гулять, взявшись за руки, вдоль полей до первых петухов. Девки на селе с облегчением вздохнули. Народ смотрел и завидовал по-доброму их счастью. Но возникла одна нужда у родителя молодца, отработать ежегодную барщину на хозяина своего края. Вот и посылает он своего сына на работы. Нечего парнишке делать, ехать надо, а не охота красавицу-невесту оставлять. А случилось это в конце лета. Пора уборки урожая зовёт в дорогу, не спрашивая желания. По воле отца своего и поехал парень на работу далече от дома, да ещё и на целый месяц. Скучал сильно по невесте своей, торопился дела у хозяина богатого быстрее все переделать. Хорошо работал, заметил боярин усердие паренька, расплатился с ним за честную работу по совести, да отпустил домой раньше срока на два дня. Обрадовался хлопчик, спешит домой, дорогу через леса спрямляет. Вот уж и село виднеется. Пошёл он не по дороге хоженой, а напрямки — через поле, идёт, посвистывает, радуется встречи с любимой. На крыльях счастья летит. А посреди того поля, стожок свежескошенной травы, глядь, а в нём любимая его с его другом любятся. Ссора вышла безобразная. Что кто кричал, уже и не вспомнить, да только бежал парень от позора подальше, куда глаза глядят, проклиная ветреницу. Как последние слова проклятия упали, потемнело небо синее. Налетел холодный ветер, высь небесную низкими тяжёлыми тучами заволокло. Пошёл снег крупными хлопьями раньше положенного срока. Вставши с сена и одёрнув сарафан красный, бросилась в погоню за парнем дивчина, да не судьба была ей его догнать. Повалилась она на землю замертво, вся заледенела, покрылась толстым льдом. Тут и солнце из-за тучки выглянуло, да и припекло жарко эту ледышку. В считанные минуты растаяла неверная дева, белым облаком поднялась вверх. Бывший друг в тот же час камнем на поле остался. Прошло сорок дней с того случая и появилась оно, бедствие мужицкое. Летней порой бродит по свету ледяной призрак в полном одиночестве. Ищет своего любимого, прощение просит у каждого встречного человека, гнома ли, эльфа, если кратко, то ей не важна раса, главное мужского пола. Оправдывается перед каждым. Неважно для неё холостой ли, женатый, всех своей стужей убивает. Как её одолеть ни кто не знает. Вот и прячутся от неё молодые и старые мужики, другой защиты от неё нет. Но такого раньше не было, чтоб ещё и с буйным ветром и огнём приходила. Не чисто что-то тут.
Не успел названный отец договорить, дверь с треском открылась, слетев с петель. Влетают в дом три чучела гороховых: брательник Кощеюшка, муженёк мой будущий, без меня меня женивший, оба с глазами навыкат, и… Кто б вы думали третий? Яшка. Шерсть дыбом, хвост трубой, на лапах когти сантиметров по пять, дурниной завывающий:
