— Я не думала потому, что метка исчезла, ее не было.
Амир наконец выпустил руку, сел на стул и внимательно на меня посмотрел.
— И где наша правильная Виолетта получила проклятую метку?
— Почему проклятую? — Мурашки пробежали вдоль позвоночника, а желудок вдруг скрутило.
— Ты, ходячее орудие для уничтожения половины студенческого потока, не в курсе, что за метка на твоей руке?
Я поняла, что мне тоже необходимо сесть, потому как коленки вдруг мелко задрожали.
— Объясните, пожалуйста, куратор Вальенте.
— Сперва расскажешь мне, где, когда и как ты ее получила, и не вздумай лгать!
Очень неуютно было сидеть под взглядом проницательных глаз старого куратора, но беспокойство в душе все нарастало. Я поняла, что Амир не шутит, было в его лице нечто такое, ясно указывающее на серьезность вопроса. И тогда, набрав в грудь побольше воздуха, неторопливо я начала рассказывать, как служанка поведала старую легенду и к чему это привело. Когда я закончила, куратор долгое время молчал. Мне даже глаз поднимать не нужно было, чтобы ощутить его осуждающий взор.
— Не перестаешь меня разочаровывать, Летта. Что сейчас с той девушкой?
— Мелинда поправляется. Кажется, сны ее больше не беспокоят. Доктор сказал, что галлюцинации — всего лишь симптом этой редкой болезни.
— Даже болезнь назвал?
— Он не назвал, потому…
— Потому что это не болезнь, Летта. Знаешь, есть у тебя одна черта — тобой многие восхищаются, но здесь большую роль играют происхождение и статус, чем личные заслуги. Эти девушки делятся с тобой секретами, пытаются подражать твоим манерам, ошибочно полагают, что ты способна общаться с ними на равных, а ведь тебя лучше не подпускать к внушаемым особам и на пушечный выстрел.
— Почему вы так говорите? — Слова куратора разозлили меня невероятно. Отчего он перекладывает чужую вину полностью на мои плечи? В случае с той же Селеной я сыграла лишь косвенную роль.
— Потому что ты не признаешь за людьми права иметь собственное мнение, осуждаешь людские слабости, свято веришь в свою безгрешность и правильность суждений. И, не переживай я за остальных ни в чем не повинных учеников, я бы бросил тебя ходить с этой меткой и дальше.
Никогда еще мне не было так обидно. И понятия не имею, почему мнение нелюбимого преподавателя настолько покоробило меня. Можно бы просто холодно ответить ему в той же манере, а потом потребовать объяснить, что за метка на ладони, но я смертельно оскорбилась. Доводы рассудка были подавлены волной возмущения, зародившейся в самой глубине души. Молча поднявшись на ноги, я направилась к двери. Никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне!
— Стоять! — раздалось вослед.
Я даже головы не повернула, лишь схватилась за ручку двери и потянула на себя. Но дверь не отворилась. Произнесенное заклинание также не возымело эффекта.
— Немедленно откройте замок! — потребовала я у куратора.
— Я сказал, сядь на место!
— По какому праву вы мне приказываете?
— По такому, что по твоей вине может пострадать еще большее количество людей, а ты разыгрываешь из себя обиженную невинность! Села на стул и слушай меня!
Вопреки приказу я схватилась за птицу на шее, желая лишь направить заряд в эсканилор и вышибить эту проклятую дверь. Когда птица засветилась, руку обожгло так, словно я сунула ее в огонь. Эта боль прошлась по всему телу каленым железом. Я беззвучно сползла вдоль двери на пол, птица выпала из разжавшейся ладони, а рисунок ослепительно засиял. В следующий миг я почувствовала, как Амир одной рукой обхватил меня за плечи, а другой сжал мои пальцы в кулак.
— Просто успокойся, — тихо заговорил куратор, — успокойся, подумай о чем-то хорошем.
Я пыталась сдержать слезы боли, ничего хорошего на ум не приходило.
— Представь что-то, что тебя радует.
Руку жгло все сильнее, закрыв глаза, с огромным трудом я заставила себя дышать медленно и подумала об Эрине, его поцелуях, объятиях, но жжение не проходило, а мысли сами перескочили на одно старое воспоминание из детства: я лежала в высокой траве в саду, вокруг порхали разноцветные бабочки, в ветвях пели птицы. Я смотрела на яркие трепетные крылышки и представляла, что лечу вместе с ними высоко-высоко в синее небо, а в душе разливалось чистое, ничем не омраченное детское счастье.
Я услышала, как выдохнул преподаватель, и поняла, что жжение в ладони уменьшается. Открыла глаза, а Амир раскрыл мою ладонь — метка медленно бледнела.
— Вот теперь можно поговорить, только спокойно, — проговорил куратор, поднимая меня за плечи. — Что представляла? Наверное, свои самые прекрасные украшения? — спросил он, усаживая меня на стул.
— Бабочек, — тихо ответила я, закрывая лицо ладонями.
— Бабочек? — хмыкнул Вальенте, и мне показалось, что голос его несколько смягчился. — Итак, Виолетта, теперь по существу. В том месте, куда вы забрели вместе со служанкой, сформирован колдовской круг. Вы преступили черту и попали под воздействие проклятия. Мелинде повезло больше: у нее изнуряющая болезнь и помутнение рассудка, и лучшее лекарство — это уехать подальше от зачарованного места. Тебе же, милая Летта, досталось в самый раз. Печать духа — это особая форма проклятия, при любом магическом воздействии метка активируется. Ты взяла мой эсканилор, и остаточного заряда в нем хватило, чтобы печать проявилась. Когда ты задействовала собственные силы, это вызвало сильнейшее возмущение метки. А теперь представь, что случилось бы с тобой и окружающими, попробуй ты, к примеру, применить к кому-нибудь магический удар.
Кровь отхлынула от лица.
— Взрыв?
— Магический взрыв — от тебя самой и всего живого на расстоянии шагов пятидесяти вокруг ничего бы не осталось. Убийственная метка, что тут скажешь.
Амир замолчал, а я не могла вымолвить ни слова. Лишь спустя несколько минут с трудом произнесла:
— Жители деревни верят, что дух наслал проклятие, но духов ведь не существует?
— Не берусь ничего утверждать (это я про духов), в жизни много есть такого, что не поддается объяснению, а насчет проклятия — его мог наслать какой угодно одаренный и сильный маг. Как я понял, твой жених предпочитает в то место не соваться. Довольно безопасный подход, для него в первую очередь. Что он сказал тебе по поводу метки?
— Я никому не рассказывала.
— Хм, как удобно. Тебя могло разорвать на меленькие кусочки, и никто бы не понял почему. Кажется, я не вовремя вмешался. Надо было позволить тебе вышибить дверь.
— А вас бы не задело? — со злостью спросила я, поднимая глаза на усмехающегося куратора.
