- Авантюрист хренов! – противоположно смыслу произносимых слов тон у Мо совершенно восхищенный.
- А если его позвать... – Мика не успевает договорить, а все уже понимают, что это очень толковая мысль и сделать это следовало в первую очередь.
- Только не все сразу! – предупреждающе поднимает руку Михаил. – Давайте, я. Он мне открывался, поэтому у меня с ним связь сильнее, чем у вас.
- Он тебе открывался?!
- Долго объяснять, – отмахивается Миша от удивленных взглядов. Потом еще раз поднимает руку, призывая не мешать ему, сосредоточенно хмурит брови. Проходит пару минут, и он качает головой.
- Нет. Не слышит.
- Нет или не слышит?!
- Попробуйте сами.
После того, как все по очереди попробовали вызвать Фарида, они сошлись в одном и том же впечатлении: Фарид где-то есть, но явно то ли не слышит их, то ли не может или не хочет отвечать. В любом случае им остается одно – ждать.
- Слушайте, – голос Лины задумчив, очень задумчив. – А ведь мы... Мы здесь оказались именно так, вам не кажется? Скользнули по этим линиям силы...
- Мой бестолковый термин пошел в народ, – усмехается Софи. – Да, думаю, именно так вы втроем – ты с сестрой и Мо, здесь и оказались. И Фарид тоже, кстати. Наверное.
- Угу, – Мо рассеянно трет кончик своего тонкого породистого носа. – Вспомнить бы еще, как мы это сделали. Я вот напрочь не помню, как провернул это дело. И ведь, верите, нет – не пьян был, даже вот ни капельки!
- У нас есть идея, как это произошло...
- Безумная?
- Квазибезумная.
- Излагай!
- Не буду, – упрямо мотает головой Софи. – Лучше Фарид. И потом, многое зависит от того, что он расскажет... Это может просто оказаться полной чепухой. Нужно дождаться Фарида.
- А зачем нам его ждать? – негромко произносит вдруг Мика. И, невозмутимо пожимая плечами на возмущенные взгляды и реплики: – Я имею в виду, может быть, кому-нибудь еще попробовать там потоптаться, поискать эти линии силы?
Предложение бурно обсуждается и признается преждевременным. На реплику Мики “Но Фарид же смог!” Миша с Софией дружным дуэтом парируют: “Ну, и где он теперь?!”. Возразить на это было нечего. Однако, Мика быстро подкидывает им новую тему для размышлений.
- Слушайте, а эти... пришлые... они ведь могут вернуться? Они же для себя это все придумали? Значит, они могут оказаться здесь в любой момент? Может быть, они где-то рядом?
София бледнеет, но упрямо поджимает губы.
- Могут вернуться. И вернутся, обязательно. Я... мне кажется только, что сейчас их нет. Ни рядом, ни вообще здесь. Они... ушли. Отступили. Я не знаю, почему. Но мне так кажется.
- Кажется? – тон Мо вроде бы ровен, но изгиб правой брови говорит сам за себя.
София опускает голову и какое-то время молчит. А потом, все-таки же не поднимая головы, негромко:
- На инициации мне сказали, чтобы я прислушивалась к своему внутреннему голосу. Даже если он будет говорить странные вещи. Чтобы не отбрасывала ничего из того, что приходит в голову, – тут Софи поднимает лицо. Голос ее по-прежнему тих, но в глазах решимость, которую подтверждают тон и слова: – Я исполняю то, что мне сказали старшие. Я до сих пор помню слово в слово сказанное мне при инициации: “Ваша особенность – способность к концентрации, мгновенному выделению главного среди множества факторов. Вы, Тариги, превосходные аналитики, из тех, кого люди ошибочно называют интуитами”. Так вот, – она замолкает ненадолго, будто собираясь с мыслями, – ни разу внутренний голос меня не подводил. И сейчас я уверена – их нет. И не будет... в ближайшее время. Вот только, – тут она судорожно вздыхает, – этот голос молчит о том, где Фарид. Я совершенно ничего не чувствую. Где он? Все ли с ним в порядке? Не знаю. И мне страшно.
Михаил подходит и молча обнимает сестру. Остальным тоже сказать было нечего. Только – ждать.
Они ждали Фарида долго. Благо, солнце уже совсем повернуло к весне, и было даже не холодно. Однако, дождались только темноты, но отнюдь не своего товарища. Фарид так и не вернулся.
Зашло солнце и Мика запалила костер – не в самом распадке, а рядом. Там, на том месте, разводить огонь казалось им всем опасным. Еще несколько часов, в лес уже полноправной хозяйкой вступила ночь. А они все ждали. За перевалом экватора ночи Миша, скрепя сердце, дал команду двигаться домой, в село.
Они успели сделать от силы десяток шагов, когда за спинами раздалось хриплое: “Помогите!”. Все повернулись одновременно. Спустя лишь всего секунду вперед метнулся луч фонарика в руках Мики. В круге света на черной, будто обожженной земле, стояли две человеческие фигуры. Та, что поменьше, пыталась не дать упасть той, что побольше. Снова прозвучало хриплое: “Помогите”, и кифэйи на поляне опомнились.
После. Фарид и Тагир.
С ним такое приключилось первый раз в жизни. Когда ты говоришь первый слог – а за тебя заканчивают предложение. Когда ты успеваешь только подумать – а тебе вслух говорят то же самое. Когда такое ощущение, будто говоришь сам с собой (что за Фаридом иногда водилось), или с собственным отражением, хотя на самом деле, конечно же, нет – Софи на него совершенно не похожа. Но как она его понимала! За тот час, что они провели вместе, он с ее помощью разложил по полочкам все. Ну, или очень многое. Фарид быстро перестал ломать голову над тем, откуда такое взаимопонимание между двумя совершенно незнакомыми людьми, и просто пользовался этим. Тем, что она понимает его так, как никто. И тем, что ей можно рассказать обо всем, совершенно обо всем, что мучило и не давало покоя ему во всей этой истории. Она – поймет. Он не знал, почему, но сейчас важно другое. Что они вдвоем могут до чего-то додуматься. Потому что у Софии еще и голова ой какая светлая. Хоть и русая.
Именно ей он обязан был странной уверенностью, что сможет. Что разберется на месте, как там и что. На деле вышло все несколько иначе. И – страшнее.
Словно попал в капкан, в петлю. Будто оплело что-то ноги, зацепило, не давая шагнуть в сторону, даже пошевелиться. И выдернуло вверх, совсем вверх, в воздух. Куда-то прочь от земли, будто она отталкивает его, через тропосферу и стратосферу, все дальше и дальше, к границам, к пределу... Как стало ясно потом, ему это лишь показалось.
Он лишился тела – так он решил. Но что-то же корчилось от боли и ужаса. От этого жуткого чувства, что его растягивают, словно на средневековой дыбе – на бесконечные расстояние растягивают, и невообразимо долго, так долго, что он осознать не может этот период времени. И, одновременно, его словно спрессовали тяжелым молотом в одну сверхплотную частицу, вместившую в себя свернутые до адской ломоты суставы, мышцы, кости. Какая-то гигантская сила смяла его, как лист бумаги, в тугой шарик боли. Но хуже всего был Голос. Тот самый. Или не тот, но схожий. Он слышал его не ушами, тот звучал в голове. Он что-то спрашивал, требовал – настойчиво, жадно. В нем не было злобы или ненависти, он лишь хотел получить ответ на вопрос. И сквозь пелену боли Фарид услышал все же этот вопрос: “Куда?”. Если бы он знал – куда! Если бы он мог сказать – но у него теперь не было губ, языка. Паника, ужас от собственной самонадеянности, агонический крик терзаемого и как бы несуществующего тела. Последняя мысль о человеке, к которому бежал всегда, когда было очень плохо. Режущее усилие мысли – чужой, абсолютно чужой здесь мысли погибающего кифэйя. А потом его отпустили.
