— Врача пригласи, я ранен, — попросил я управляющего, в ответ на его ищущий по моему телу взгляд, повязка была скрыта камзолом.
— Что, неужели наш монашек поранился о ветку? — язвительный голос, который я мог признать из тысяч раздался позади меня.
Я резко повернулся в направлении голоса, словно меня окатили кипятком, Стоя на крыльце, Ричард держал под руку мою жену, причем Натали переплела свою руку с его.
— Натали, нужно бережнее относиться к мужу, — улыбаясь он обратился к моей жене, язвительным тоном, — а то его любая птичка зашибить сможет. Я вот знаю одну пикантную историю из его детства, может быть рассказать тебе?
Натали сразу же заинтересовалась. Я потом не помнил того, что произошло, все что я ощутил, когда сознание вернулось ко мне, это что сижу над телом поверженного брата и мешу его лицо кулаками. Не обращая на крики и визг, а также женские руки, которые с силой пытались меня от него оттянуть.
Стараясь не встречаться с ней взглядом, я прекратил избиение и встав, пошел к себе.
— Чудовище! Будь ты проклят! Я ненавижу тебя! — слова оскорбления обожгли мне спину, заставив вздрогнуть.
Уже в дверях, я позволил себе обернуться, жена гоняла слуг, чтобы бережно уложить графа и хлопотала возле него почище наседки, что оберегает свое гнездо. То, что между ними что-то есть было понятно и без слов. Мне никогда не доставалось и сотой доли этой заботы и участия.
Сердце стало замедляться, успокаиваясь от произошедшего, зная кто виновен в том, что я себя перестал контролировать, я сказал.
— «Еще раз так сделаешь и больше никогда тебя не выпущу. Это понятно?».
В ответ раздалось ворчание, но ни слова не было произнесено в ответ.
— «Так — то лучше», — я с трудом дошел до комнаты и в одиночку стал раздеваться.
Сердце резануло болью еще раз, жена согнала всех слуг на переноску графа, а мне, раненному серьезнее, приходилось самому раздеваться и укладываться в постель.
Сарени, только мой верный Сарени сразу же пришел и доложил, что доктор скоро будет, а пока он сам может перевязать мою рану. Благодарный ему, я отказался, сказав что старший пастух уже сделал это, я попросил передать ему от меня серебряную монету в благодарность.
Не смотря на возгласы возмущения Натали, доктора первого привели ко мне, управляющий не смотря на её недовольство сказал, что моя рана значительно серьезнее побитого графа и только ответ доктора, что так и есть когда он снял повязку, заставили её поджав губы стоять в дверях, ожидая когда со мной закончат.
Лежа и вздрагивая от каждого укола иголкой, чем штопал меня доктор, я видел её лицо когда она думала, что на неё никто не смотрит. Всю гамму чувств я увидел по отношению к себе, лучшее из которого было равнодушие.
Тесня недовольную темную половину, в сердце стало закрадываться отчаяние и пустота. Что я вздумал, кого я могу покорить? Она ненавидит меня. Даже сейчас, когда я ранен она больше беспокоится за него. Холодный кристаллик льда, словно из детской сказки про Снежную королеву уколол меня в сердце. Слезы моментально высохли, и повернулся я уже к закончившему со мной доктору и Сарени с абсолютно спокойным лицом.
Следующим утром примчался отец и брат, едва узнав по утру о произошедшим.
Если бы я не был ранен, то на меня тут же набросился бы Генри, а так он лишь грязно ругал меня и обещал, как только я пойду на поправку заделается со мной.
Если бы не Натали, вставшая между нами, когда я озверев поднялся с кровати и приказал ему убираться из моего дома, то дуэль точно бы состоялась. Посмотрев на меня уничижительным взглядом, как будто это я был в чужом доме и орал на хозяина, она вместе с Генри удалилась.
Вот так бесславно и погиб мой тщательно лелеемый полгода план завоевать доверие жены. Все было испорчено настолько, насколько вообще было можно испортить.
Избив её любовника, я лишился малейших шансов на взаимность.
Они не дождались моего отъезда. Под вполне благовидным предлогом того, что он ранен, граф остался в моем доме. Натали и слушать меня не желала, чтобы его перевезли в замок отца, она даже уговорила его, чтобы Ричард остался в доме, где его избили, чтобы так загладить вину. Всё решив без меня, она пропадала в его комнате все время, заставляя меня безумно ревновать и мучатся не только от воспалившейся раны, но и бездушия жены.
Ко мне она приходила несколько раз, порадовав меня, справиться о самочувствии, но когда узнала, откуда у меня появилась рана, да еще как я решил её «просьбу» с виконтом, она забыла обо мне напрочь. Так что оставшееся время я проводил один.
Ревность мучала меня все сильнее, а чувство безнадежности все ширилось, вызывая во мне внезапные припадки то ярости, то любви к ней. Я не знал, что мне делать.
Последним гвоздем в гроб наших отношений было то, что произошло перед последним днем, когда граф должен был отбыть к себе в замок. Ночью я почувствовал, как меня будят и вскинувшись, едва не зарезал своего управляющего. Приложив палец к губам, он предложив руку повел меня в крыло жены, но не доходя до её комнаты, свернул в другую, сообщавшуюся с её, заколоченной дверью. Отодвинув хитро замаскированную дощечку, он извиняющее посмотрел на меня, в тусклом свете свечи мне было видно, что он сильно смущен.
Один взгляд внутрь, показал мне все. Оказалось я ошибался, и Натали не изменяла мне раньше с братом, она делала это сейчас. Видимо раньше у них не доходило дело до прямого занятия любовью, поскольку было видно, что она еще немного сопротивляется, но уступая тем не менее его жадным рукам, которые уже занялись её грудью и время от времени настойчиво пытались задрать юбки.
— «Что ты сидишь? — поинтересовались у меня, — зайди, убей его, а её хорошенько изнасилуй. Покажи ей кто в доме хозяин. Поверь, все твои проблемы решаться всего двумя простыми действиями».
— «Ага, а потом всю жизнь быть братоубийцей и ненавидим отцом и женой? — вяло попытался я отстоять свою точку зрения, — да и Натали после этого так возненавидит меня, что проще самому будет перерезать себе вены».
— «Вот же ты слабак, — презрительно хмыкнула темная половинка, — я могу все сделать за тебя».
— «Я не оправдываю брата, но ты тоже хороша, из-за твоего вмешательства она сейчас отдается ему, пожалела видимо бедняшку».
— «Да, да, во всем вини меня, — раздался изнутри холодный смех, — моя воля, я бы эту сучку сейчас….».
Я не дослушал, а помотав головой кинул последний взгляд в щелку, смотреть дальше было нет смысла. Руки брата, пока я спорил сам с собой, проникли под юбки Натали и задрав их, шарили у неё между ног, вызывая судороги страсти и тихие стоны.