неношеный, слегка трущий кожу, льняной сарафан, вышитый по подолу весенними
цветами. Перед тем, как у баб водится, основательно посомневалась. Невмоготу уже
париться в штанищах! Впрочем, отцовский нож взяла с собою. Мало ли. Да и без него
совсем не привычно. Ножны с сарафаном смотрелись странно, да и мать – засмеяла.
Юродивой обзывалась. Так что теперь клинок, засунутый под самодельную подвязку из
холстины, непривычно холодил кожу бедра.
Наконец, собравшись, Кира потопала к Девичьим купальням. Оные
располагались на северо-востоке от деревни. Там, где почва становилась каменистой, а
холмы постепенно превращались в невысокие, окруженные соснами, скалы. Купальни
представляли собой две эдакие чаши, каждая с небольшое озерцо размером. С одного
края купальни примыкали вплотную к отвесной скале, откуда под водой били холодные
ключи, с другого ручьями стекали в Широкую. По остальным – густо рос малинник и
ежевичник, прикрывая узкий бережок от досужих глаз, и радуя спелой ягодой.
Вдобавок любую жару вода здесь была чистая и прохладная.
Ветерок, как ловкий любовник надушенный цветочными ароматами, приятно
ласкал ноги, самоуверенно пробираясь под длинный подол. Нежно гладил и перебирал
русые волосы – Кира расплела привычные косы. Улыбка потихоньку завладела её
губами и больше их не отпускала. Позабыв обо всех свалившихся невзгодах, охотница
была рада снова превратиться в беззаботную девчонку. Рада скинуть опостылевшие
куртку и портки. Рада лету, зелени, солнцу: «Хорошо-то как! Душа поет».
***
Харила и Мордан праздно шатались по окрестностям. Пасита запретил шалить,
чтобы не отвлекать деревенских от работы, так что заняться было нечем. Приелись и
потешные скачки, на горбах мужиков. Просто так народ задирать да колотить без
повода – тоже. А девок трогать – не можно. Хотя именно это занятие, пришлось бы как
нельзя по душе. Выпивка ещё лезла, но порядком осточертела медовуха. Желалось
доброго вина из отцовских погребов, да где же его сейчас взять-то? У Паситы имелась
заначка, да то – не про их честь, понятное дело. Вот и валандались братья
неприкаянные по всей округе, высматривая, вынюхивая, примечая, да мотая на ус.
Харила выглянул из-за плетня позади дома старосты Опорафия, где, не
спрашивая позволения, они с братом укрылись под старой тенистой яблоней, спасаясь
от злого сегодня солнца. Вдовая дочь старосты, худая и некрасивая женщина со
скорбным выражением лица, молча поднесла им блюдо пирогов, ковш кваса и две
чарки и скрылась в избе.
Мимо по главной улице то и дело кто-то проходил, не минуя пары любопытных
носов.
– Глянь, а эта – курчавенькая-то, рыжая. Огонь-девка!
– Маришка что ль?
– Ага – она самая. Да и её подруга тоже.
Девчушки, весело щебеча, проскакали мимо. Они громко болтали, никого не
замечая.
– Я б её-то на сеновал бы…
– Которую? Маришку? Или вторую? Как её?
– Не помню. А на сеновал – обоих.
– Да чего маяться? До овинов ещё дойти надо. Можно было бы и на площади, –
Харила гнусно заржал, почесав вспотевшую промежность. – Ну и жара сегодня, –
отхлебнул прямо из ковша, не замечая чарки. Мордан неодобрительно покосился на
брата и снова повернул голову, провожая взглядом девчонок.
– Жарко. Зато бабы в сарафанах – одна радость.
– Ты к Аханнке по пути не заглядывала? – рыжая громко спросила товарку.
– её отец теперь никуда не пускает.
– Ну и что же с того? Она же наша подруга!
– Да я то что? Давай и Аханнку кликнем, да только бестолку это, вот увидишь.
Девчонки уже отошли на приличное расстояние, и их разговор до братьев
больше не доносился.
– Надо спросить Паситу, когда уже можно будет устроить настоящие
развлечение, а то совсем тоска заела, скоро волком завою, – Харила зевнул и потянулся.
– Ага, спроси его, попробуй. Вона какой злющий! С тех пор как письмо из Ордена
получил, так и лютует. Настучал видать кто-то. Только вот кто? – Мордан недовольно
скривился и выплюнул травинку.
– Лютует. Только теперь больше на нас зло срывает, никакого веселья! Того и
гляди медовуху, и ту пить запретит! Тогда какого сартога мы сюда вообще приперлись?
– Харила смачно сплюнул. – Погодь! А это что за птица? – он снова привстал,
выглядывая из-за плетня. Мордан посмотрел, куда указывал брат. По дороге легкой
походкой топала стройная высокая девка. Её волосы, свободно спускались чуть ниже
талии, отсвечивая темным золотом на солнце, это сильно выделяло её среди почти
поголовно темноволосых местных. Такой оттенок сделал бы честь и любой столичной
барышне, которые по последней моде безжалостно жгут волосы алхимией, добиваясь
светлого цвета. Девчонка повернула голову, кивнув бабке входящей в калитку соседнего
дома. Блеснули в улыбке ровные белые зубы, хлопнули густые ресницы. Даже отсюда
было заметно, что глаза у девчонки необычного светлого цвета.
– Хм. Вроде я этой девки здесь раньше не видел, хотя она и кажется мне смутно
знакомой, – задумчиво почесал бороду Мордан.
Харила наморщил лоб, силясь разгадать загадку. Наконец его осенило:
– Ужель пришлая?
– Да не. Мы бы знали. Они, как грибы после дождя – девки-то. Как из одежек
повыскакивали, да платки поснимали, сразу другой разговор пошёл. Вроде и те же, а
вроде как и новые! – Мордан радостно пихнул в бок брата и заржал. – Будет, чем в ночь
Киаланы поживиться.
– А ты что Киалане поклоняешься?
– Не больше, чем обычно, – Мордан тяжело вздохнул, наблюдая на лице Харилы
выразительное непонимание: «Вот же тупица уродился!». – Керуну, брат, Керуну я
поклоняюсь, как и раньше. Я про то, что в таких дырах, как Орешки, все ещё празднуют
ночь Киаланы по старым обычаям, а значит девок будет полный лес. Сначала попляшут,
потом побегут нагишом купаться, вот тогда-то в лесу их и можно будет ловить.
Смекаешь?
Харила это сообразил. Довольно осклабился, потирая руки.
– Мордан.
– Ась?
– А может – того? – в глазах тупого увальня зажегся недобрый огонь.
– Ты чего! А ну, как Пасита узнает?
– Давай хоть за ней проследим, все развлечение? Ну, просто посмотрим, а там,
будь что будет. Ежели чего – пригрозим.
Мордан пожал плечами, кивнул, соглашаясь, и, лихо перемахнув плетень,
первым двинулся за незнакомкой.
Не смотря на свои габариты, злость и недалекость, прихвостни Паситы все же
