– Какого рода записи вы храните в этом здании?
– Все. Об урожае, о налогах, о добыче полезных ископаемых, ввозные пошлины, семейные записи, поправки к законам – это главное хранилище для всех государственных дел.
– Но сказать, чем именно она занималась, вы не можете?
Цетенос прижимает руку ко лоб и вздыхает, будто даже думы о дочери являются слишком тяжкими для него.
– Я действительно не уверен. Права на добычу руды, полагаю. Постоянно подают много заявок. Их необходимо сверить с существующими заявками и дважды сверить с нашими записями уставов и наследств, чтобы удостовериться, что права никому уже не принадлежат.
– Ваша дочь работала здесь одна?
– В этой комнате – да.
– Она намекала вам, что нашла нечто странное? Некие денежные переводы, о которых не хотели бы распространяться, например?
– Нет, она никогда мне ничего подобного не говорила. Правда, всё это звучит слишком маловероятно. Разве тиун Дарингос не расследовал произошедшее?
– Расследовал. Я не уверен, сколь тщательно он это делал.
Я беседую с Цетеносом ещё некоторое время, так и не выяснив чего-нибудь существенного.
– Когда они встречались с Мерлионой, то всегда снаружи здания?
– Не уверен. По-моему, они обменивались сообщениями, договариваясь о встречах.
– Значит, кто-то мог проведать о назначенной встрече?
– Да. Но почему ты расспрашиваешь о Мерлионе?
– Чтобы уяснить некоторые подробности.
Окружённый столькими пыльными книгами и свитками, начинаю чувствовать жажду. Встаю с кресла. Покидая здание, я больше не сомневаюсь в том, что Алцетен могла быть убита. Завещания, денежные переводы и торговые соглашения привели в прошлом ко множеству смертей. Невезение, что её отец не смог рассказать мне, над чем она работала. Спустившись, я продолжаю расспросы нескольких молодых помощников, но это к чему ни приводит. Никто их них не знает, над чем могла работать Алцетен перед гибелью. Рассказывают ли они правду или замкнулись, как Зинлантол, я не уверен.
Мучаюсь от жажды, а денег на пиво нет, и горько это признавать мужу – а именно мужу, который отважно служил своей стране и усердно трудился, чтобы сделать своей город лучше. Сорок пять лет от роду, а не хватает денег на кружку пива. По крайней мере, впереди ждёт состязание по поеданию. Меня греет мысль о том, что для подобных мероприятий обычное дело обеспечивать состязающихся достаточным количеством пива, но мои надежды быстро разбиваются распорядителем торжества.
– Нет пива? Вы что, шутите?
– Воду мы обеспечиваем вволю.
– Воду? По-вашему, едок-победитель управится с водой? Да что же это за дешёвые соревнования? Глубоко же в народе Самсарины засела скверна, раз они не могут обеспечить людям пиво во время еды. Мы в Турае с подобным никогда не мирились.
– Так, может, тебе тогда вернуться в Турай, – говорит распорядитель торжества.
– Вернулся бы, коль самсаринцы перестали маяться дурью и собрались силами. Скажу я тебе...
Меня перебивают хлопком по плечу. Подошли Макри с Лисутаридой.
– Вы чего пришли?
– Пришли поддержать тебя, – говорит Макри.
– Похоже, как раз вовремя, чтобы предотвратить происшествие международного уровня, – говорит Лисутарида. – Я бы смягчила наезды на самсаринцев, пока мы пребываем в самой Самсарине.
– А ты этого мужика слышала? Пива нет! На состязании по поеданию пирогов! Курам на смех. Мне потребно пиво.
– Никогда не думал о том, что у тебя сложности?
– Какие сложности?
– Ты зависим от пива.
– Зависим от пива? Ничего подобного.
– Да, зависим.
– Назови хотя бы одного врача, когда-либо заявлявшего, что чрезмерное потребление пива представляют сложности.
– Да все об этом твердят.
– Полнейшая чушь. Глоток пивка идёт человеку на пользу. Уж тебе от глоточка пива там и сям точно была бы польза. Меньше худобы, в первую очередь. Может, и нрав улучшился бы.
– У меня есть несколько четвертаков, – говорит Лисутарида, неловко ковыряясь в своём волшебном кошельке. – Вот, поспеши-ка.
Я мчусь за пивом, возвращаясь как раз вовремя, чтобы услышать объявление о начале состязаний. Стенки палатки скручены наверх, позволяя большой толпе зрителей лицезреть внутренности, и раздаются крики воодушевления различных любимцев толпы. Распорядитель состязаний звонит в колокольчик, и появляется сборище прислужниц, каждая из которых несёт поднос, до краёв заполненный пирогами. Пироги с говядиной, дают мне понять. Должно быть, приличного качества, судя по количеству здешних угодий. Служанки начинают раздавать пироги. Я вдруг ощущаю спазмы от голода. Я ведь так и не оправился от всех тех голодных страданий на лодке.
Когда перед всеми на столе лежит большой пирог, возникает короткая, ожидающая тишина. Затем, по приказу, мы бросаемся жрать. Я уничтожаю половину своего пирога одним-двумя укусами, делаю глоток воды, доедаю пирог и требую следующий. Ближайшая прислужница шлёпает на мою тарелку ещё один. И вновь я очень быстро сжираю.
– Что за дела? – ору я, глядя на пустоту перед собой. – Пирогов не хватает, а?
Служанка спешит положить передо мною ещё один. Вот теперь я пришёл в соответствующее состояние упоения едой. Пироги, хотя и не совершенного качества, весьма приемлемы – вкусная говядина, хрустящее тесто и приправы как раз самое оно. Я проглатываю третий и четвёртый и продолжаю дальше. Служанки с подносами бегают во всех направлениях, и возникает случайная задержка на несколько мгновений, прежде чем я получаю следующий пирог, что мне кажется раздражительным. Всё ещё слышны выкрики, но я не обращаю на них внимания и продолжаю есть. У меня возникает неясное ощущение, что мой сосед стонет от боли, но я не позволяю себе отвлекаться.
Когда я криком требую ещё пирог, звонит колокольчик. Я бью кулаком по столу и кричу громче, чтобы перекричать его.
– Где следующий пирог? Что за промедления? И вы называете это честным состязанием?
Вдруг я замечаю стоящую передо мною Макри.
– Принесла мне пирог?
– Нет. Состязание окончено.
– Чего?
– Ты победил.
Я замечаю, как все глядят на меня. Чувствую небольшое разочарование.
– Значит, ещё пирог мне не дадут?
Появляется распорядитель состязаний.
– Судари и сударыни, – кричит он, поднимая мою руку. – Объявляется победитель. Девять пирогов уничтожено! Ксарф из Турая!
Раздаются множественные поздравления. Я встаю и кланяюсь. Нескольким из моих супротивникам по состязаниям не хорошо. Некоторые валятся на столы. Распорядитель состязаний передаёт мне пятьдесят гуранов.
