— Стоять! — заорал Даниэль, лежа на земле, удерживая зеленоглазую.
Острый локоть Элли пришелся ему в живот. Он охнул от боли и ладонью рубанул ее под ухом. Женщина бессильно повалилась ему на грудь, ее голова мягко стукнула по земле. В первое мгновение он испугался, что ненароком убил ее, но затем ощутил биение сердца. Даниэль выполз из-под ее тела, погрозил кулаком Сильверу, который сунулся было довершить расправу. Пес отпрыгнул в сторону.
— Тварь полоумная, — проворчал пастух, ощупывая себя — не вылетел ли во время заварушки из ножен охотничий нож, на месте ли фляга с водой. Подобрал лук, нашел две выпавшие из колчана стрелы. — Нечего на людей бросаться! — заявил он, когда Элли приоткрыла осоловелые глаза. Даниэль выдернул из земли торчащую палку и забросил подальше в пальму.
Элли постепенно приходила в себя и вновь начинала наливаться злобой. Несколько секунд пастух был не в силах подавить ярость: Нечистый забери отца Альберта, как он ее обработал! Всадил в сознание незнамо что — ощущение ее собственной грозной силы, лемутскую злобу и враждебность — да и отправил в Тайг пропадать. Тут Даниэль с недоумением обнаружил у зеленоглазой на поясе ремешок с подвешенной фляжкой в изящном замшевом чехле. Никак преподобный отец свою флягу ей подарил? Заботливый какой!
Пастух присел возле Элли на корточки, коснулся исцарапанного плеча. Сосредоточился на чувстве нежности, успокоенности, ласки. «Элли, хорошая моя. Тихо, тихо. Лежи. Сейчас пойдем домой, и все будет ладно. Лежи тихонько. Милая, успокойся. Милая моя».
Он долго уговаривал Элли, то вслух, то мысленно, и наконец ощущение ее враждебности понемногу растаяло, напряжение ушло из ее рысьих мускулов, глаза просветлели.
— Аиэль, — с хрипотцой проговорила Элли, потянулась к пастуху, провела горячими пальцами по его руке.
— Опамятовалась? Вот и славно.
Даниэль поднялся, окинул ее взглядом.
Сломанная рука отекла — смотреть жутко, точно синее бревно. Пятнистая шкура порвана на бедре, из нее выхвачен клок. Вот откуда взялся тот лоскут, который Сильвер отыскал на берегу Атабаска, — когда выбиралась из воды, Элли просто-напросто зацепилась за сук, а вовсе не оставляла знаки, рассчитывая на помощь. Даниэль пощупал ее фляжку — пуста. Он предложил Элли свою. Зеленоглазая жадно припала к горлышку, и ему пришлось силой отнять флягу, чтобы хоть глоток остался Сильверу. Видя, что другие пьют, пес насторожил уши, нетерпеливо поскуливал и умильно глядел на хозяина. Пастух опять дал ему воды с ладони.
— Ну что, пошли домой?
Сильвер переступил на трех лапах, припадая к земле, — казалось, радостно закивал. Элли уцепилась за руку Даниэля.
Теперь, когда ее оставило внушенное отцом Альбертом ощущение собственной непобедимости, она была очень слаба.
— Аиэль… Элли, — она указала на пса.
— Еще чего! Он тебя сыскал — а ты его сожрать думаешь?
— Аиэль…
— Не дам! Увижу ворону — подстрелю. — Даниэль потянул из колчана стрелу, оглядывая деревья кругом.
Поднимающиеся в небо колонны сосен были необитаемы, только высоко в кронах верещали белки. Пастух заметил коричневую пичугу, которая доверчиво скакала на ветке ольхи совсем близко, — но не стрелять же эту кроху, в ней и соков никаких нет. Опять! Чувство щекотного холодка на щеке — чей-то внимательный взгляд. Держа лук наготове, Даниэль будто невзначай повернулся, обшарил глазами стволы сосен, ветки ольхи, редкую пальму, перемежающуюся с прошлогодними желтыми стеблями жесткой травы. Вот оно!
Издалека, сквозь поникший, скукоженный пальмовый лист, на пастуха глядел зайчонок-сеголеток. Рыжевато-коричневый, под цвет гниющих на земле листьев, он сжался в комок, как всякий перепуганный заяц, хоть и был величиной со здорового барсука, какие водились еще до Смерти. Его вытаращенные глаза смотрели не по-заячьи пристально и умно. Значит, вот кто крался за ними по лесу, следил, перебегая от ствола к стволу, от кочки к кочке…
Получай!
Зазвенела тетива. Зайчонок дернулся, опрокинулся на бок. И закричал — тонким жалобным детским криком. Сильвер с лаем поскакал к нему, и вперед пса метнулась Элли. Даниэль спустил тетиву и повесил лук за плечо. Вот достойная еда для вампира — заяц, в котором обитает колдун.
Зайчонок бился на земле. Элли подскочила к нему, протянула руку.
— Сильвер! — прикрикнул Даниэль. — Поди сюда!
Пес с неохотой отошел, оглядываясь и рыча на Элли, которая присвоила законную добычу его хозяина. Зеленоглазая поймала зверька за уши, подняла в воздух. Его лапы молотили по воздуху, мотался конец застрявшей в плече стрелы; зайчонок снова тонко заверещал. У Даниэля вдруг перехватило горло, он отвернулся. Надо думать, слуга Нечистого прервал ментальную связь с несчастным зверьком, и в руках у Элли обыкновенный подранок.
Внутренне сжавшись, пастух ожидал новых криков зайчонка. А тот молчал. Даниэль обернулся. Элли сидела на земле, подвернув под себя ноги, а зверек затих у нее на коленях. Пастух сделал невольный шаг к зеленоглазой. Если заяц рванется, он запросто располосует ее когтями. Уши зайчонка были прижаты к спине, глаза испуганно вытаращены — однако он сидел смирно и не пытался удрать. Чудеса.
Элли погладила зверька, нагнула голову, словно что-то нашептывая. Пальцы ее здоровой руки как будто разминали зайчонку шею, и на шкурке Даниэль заметил темное кровавое пятно. Она укусила зайца и ждет, пока яд разойдется, понял он и передернулся. Ласкает, баюкает свой обед… Вампир проклятый!
Он снова отвернулся и уселся наземь; подошедший Сильвер лег рядом, привалился к бедру. Пес тяжело дышал, из разинутой пасти язык вывалился до самой земли.
За спиной довольно долго стояла тишина; потом раздались легкие шаги. Даниэль оглянулся. Элли подходила, прижимая мертвого зайчонка к животу. Разбухшими пальцами сломанной руки она с трудом удерживала стрелу, вытащенную из тела зверька. Губы у нее были чистые, и только краснела смазанная капля на подбородке. Элли выронила стрелу и положила зайца возле пастуха. Оживившийся Сильвер приподнял голову.
— Элли, — проговорила женщина-воин просительно, коснувшись рукояти охотничьего ножа у Даниэля на поясе.
Он подал ей нож и поднялся на ноги. Придерживая тушку коленом, зеленоглазая сноровисто надрезала шкурку и одной рукой освежевала зайца.
Даниэль тоже умел это делать, но не стал предлагать свою помощь. Положив тушку на растянутую шкуру, Элли выпотрошила ее, потроха тут же засыпала землей, а затем принялась срезать кусочки мяса и отправлять их в рот. Ела она хоть и быстро, но аккуратно, словно за столом в приличном доме.
