— Лично я, — заявил Дат, — хотел бы для начала посмотреть город.
— Я с тобой, — сказал Конан. — Сколько, понимаешь, мечтал о хорошей попойке в стольном Луксуре…
— Соблазнительный способ провести утро! — разминая мускулистые плечи, присоединился к ним Рогант. — Пошли, проверим, не разучились ли мы еще крушить столы и скамейки…
Востребовав у Ладдхью кое-какие деньги авансом, троица отправилась в город. Мемтеп предложил им невольника-провожатого, но они отказались, расспросив только, как пройти в Коринфийский квартал и еще на Внутренний Причал: там, по их сведениям, были самые гостеприимные уголки города. Конан не распространялся о мешочке с золотом, подобранным на арене. Просто надел его на прочный шнурок и повесил на шею.
Они вышли наружу через каретный двор, чтобы не тащиться мимо всего Цирка и потом по склону холма с его богатыми особняками, Но даже и здесь, на задворках, их мгновенно узнали оборванные уличные мальчишки, и героям не стало житья. Маленькие голодранцы принялись требовать милостыню, а встретив отказ, начали весьма ядовито высмеивать их вчерашние похождения на арене.
— Так это те самые деревенские неумехи, а, ребята?
— Да, это увальни, которые пытались рассмешить диких быков, вертясь и жонглируя у них перед носом…
— А я и не знал, что в каком-то там паршивом бродячем цирке бывают такие бойцы, — обратился к Конану явный вожак беспризорников, тощий меднокожий мальчишка. — Когда вы уезжаете из города и таскаетесь по грязным дорогам, на вас что, все время нападают быки и разбойники?
— Мало ли кто мешает нам жить, но всегда получает достойный отпор, — со значением ответствовал Конан. — А ну, брысь!
— Так, как ты, размахивать мечом в ярмарочном балагане не учат! — не отставал настырный мальчишка. — Ты, наверное, наемник? Или гладиатор из какого-нибудь хайборийского города?
— А тебе-то что? — поинтересовался киммериец. — Неужели у вас даже младенцев вроде тебя пускают смотреть на кровопролитие в цирке? Если да, то ваш город поистине катится в…
— Я вижу больше и знаю больше, чем десяток взрослых горожан, — заявил малолетний нахал.
— Да? Ну и как тебя в таком случае зовут?
— Я — Джемайн, — объявил юный вожак, причем остальная шайка уважительно замолчала. — А ты, я знаю, Конан Сокрушитель, второй величайший воитель Империум-Цирка.
— Герой дня, — хмыкнул метатель Дат, стоявший рядом с киммерийцем. — На которого сегодня все ставят…
— Или, во всяком случае, будут ставить, — сказал Джемайн, опасливо поглядывая на Дата.
— А про меня что говорят? — ревниво поинтересовался второй спутник Конана. — Между прочим, именно я, Роганг Сильный, открыл вашего нынешнего любимчика. Именно я преподал ему те рожки и ножки цирковых наук, которых он успел нахвататься! — Рогант пытался шутить, но шутки получались плохо: в голосе угадывалась раненая гордость. — Скажи-ка мне, молодой негодяй, есть ли мое будущее в твоем волшебном кристалле?
Хитрая рожица Джемайна скривилась в циничной ухмылке.
— А как же! Конечно, есть! Империум-Цирк всех принимает и всем находит подходящее применение. Каждый умелый боец может сколотить там немалое состояние…
Рогант, казалось, принял эти слова. Остальные замолчали, довольные, что прекратились наскоки. Уличная шайка постепенно рассыпалась, с троими мужчинами остался только Джемайн. Он, верно, еще надеялся на подачку. Или на то, что они ему выболтают некие сведения, которые потом можно будет продать. Мощеные переулки тем временем вели их вниз, прочь от циркового комплекса. Все они выходили на широкую улицу, расположенную в долине между «их» холмом и другими, вздымавшимися южнее. Эти холмы были повыше и застроены не так плотно. Пробираясь между лавочками и жилыми домами, мужчины и мальчик наконец оказались в тени длинной цепочки высоченных каменных арок. Арки вели вдаль, перешагивая прямо через крыши построек.
— Это величайший из акведуков, построенных при Коммодорусе, — сообщил циркачам их маленький провожатый. — Он здорово облегчил жизнь простым горожанам, да и богатеям помог лучше устроиться на Храмовом холме.
— Неужели там, на такой высоте, бежит вода? — спросил Конан, щуря глаза и всматриваясь в слепящую синеву.
— Еще как бежит! В особом крытом канале. Крыша нужна, чтобы птицы сверху не гадили! — объяснил Джемайн. — Воду дают источники, которые бьют в южных холмах. Чтобы выстроить эту махину, коринфийцы навезли в Луксур тьму-тьмущую зодчих и каменщиков. Цельную тыщу, вот!
— Но тяжести, спорю на что угодно, перетаскивали стигийцы, — сказал Конан, гладя ладонью каменные блоки размером с хороший сундук.
Они как раз проходили мимо одной из опор пролета, вздыбленного над улицей.
— Именно, — подтвердил Джемайн. — Первосвященник распорядился, чтобы рабочие собрались отовсюду, с каждого хозяйства. Так всегда поступают, когда строят новый храм или пирамиду… Ну, и с Цирком, конечно, тоже так было. Зато коринфийцы — они во какие начальники! — Мальчик улыбнулся. — На строительстве умерло не так уж много народу, только те, кто срывался вниз.
Конан что-то проворчал, оценив про себя, насколько хорошо подогнана была кладка, поддерживавшая небесную реку. Потом спросил:
— Так, значит, все это было построено за время правления Коммодоруса?
— А как же! Никакого Тирана у нас не любили так, как Коммодоруса. Особенно за его выходки на арене! — У Джемайна разгорелись глаза. — А еще поговаривают, будто его войско однажды сбросит власть Храма и объявит его Императором Луксура. Или всей Стигии!
— В самом деле? — спросил Конан недоверчиво. — И что же думают об этом жрецы Сета?
Мальчик только пожал плечами: упоминание имени всемогущего Бога-Змея, перед которым трепетала вся Стигия, ничуть не заставило его оробеть.
— Старый Некродиас — тот еще подарочек, — сказал Джемайн. — Он такой раздражительный и сварливый, что его даже младшие жрецы и те недолюбливают. В деревнях люди все еще верят во всякую старомодную чепуху, но у нас в городе народ просвещенный. Мы научились понимать и уважать чужие обычаи, особенно коринфийские…
Это последнее заявление содержало в себе определенную долю истины. Идя по улице, Конан и сам обратил внимание на ту атмосферу многонациональной свободы, что витала в воздухе Луксура. По крайней мере, в этой части города не ощущалось ничего похожего на настороженную замкнутость других городов Стигии.
Двери и окна, не забранные ставнями, были распахнуты настежь и кое-где уже украшены тентами, — утреннее солнце палило вовсю. По хорошо вымощенным панелям разгуливали горделивые мужчины и женщины, не прятавшие лиц под вуалями. Мелкие торговцы тащили лотки и тележки, громко расхваливая товар. И ни тебе воинствующих жрецов, расставленных повсюду присматривать за порядком, ни змеиных кумирен на каждом углу с их четырехголовым тотемом.
