Когда до кресел градоначальников оставалось, наверное, метра три, Маис снова взял меня за шиворот и, толкнув под ноги, заставил встать перед ними на колени, после чего отступил в тень.
— Итак, экстренное заседание в связи с непредвиденными обстоятельствами объявляется открытым, — весело сказал Гимлав, которого, казалось, совершенно не заботил тот факт, что его сделали инвалидом.
— Верно, — кивнул Лексаб, который с повязкой имел ещё более злой и лихой вид, чем раньше, — ну, как ты себя чувствуешь, Дэмиен? Ты удовлетворён случившимся? Ты считаешь, что мы наказаны достаточно, по твоему мнению? Ты готов работать дальше?
— Вы при жизни никогда не расплатитесь за то, что сделали, — с ядовитой улыбкой прошептал я, — и до тех пор, пока вы в принципе живы, ничего ещё не кончено. Вы — паразиты, живущие за счёт остатков тех, кто вымер по вашей же вине! Вы предлагаете мне просто так взять и принять это? Ни за что! Вы больше ничего от меня не получите!
— Мы понимаем, Дэмиен, что это не очень приятная правда, — мягко заговорил Викай, который, как и прочие, весьма равнодушно относился к своим травмам, словно даже не замечая их, — но пойми и ты. Какой у нас был выбор? Просто умирать без воды? Ты же сам понимаешь, что это неприемлемо. Если из десяти шансов есть на выживание хотя бы один — им надо пользоваться. У нас не было выбора.
— У вас был прекрасный выбор! — выплюнул я, — вы могли ПОПРОСИТЬ вимрано, чтобы они вам помогли. Могли ПОПРОСИТЬ у них прощения за то, что сделали! Но, разумеется, гордость не позволила вам этого сделать! И поэтому вы ведёте такое противоественное существование!
— Повторяю: у нас не было выбора! — отчеканил Лексаб, — мы не могли позволить себе ждать, пока вимрано простят нас. Мы умирали здесь и сейчас, и вода была нужна нам для выживания.
— Ну, хорошо, — я опустил голову, не желая смотреть на них лишний раз, — и на что вы рассчитывали? Как вы можете видеть, дети мудрецов, которых вы заботливо устраиваете в личную гвардию и пристально следите за их развитием, умений своих отцов не наследуют. Рано или поздно все мудрецы вимрано умрут. И что вы будете делать тогда?
— У нас есть ты, — тихо сказал Гимлав.
— Я тоже, представьте себе, не бессмертен, — хмыкнул я, — в этих условиях моё тело, не привыкшее к таким высоким температурам, продержится от силы тридцать-сорок аквот. И, как вы понимаете, с каждой аквотой мои силы будут иссякать, тело стареть и быстрее уставать. А желание жить — когда заставлять себя жить дальше нет ни одной причины — пропадёт ещё быстрее, а вместе с ним — и способности к чарам. И что потом?
— Значит, мы примем неизбежное, — прорычал Лексаб, — если не останется способов для выживания — это будет означать закат нашей расы, с которым останется только смириться. Но до тех пор, пока у нас есть хотя бы одна возможность выживать — мы будем пользоваться ею до конца.
— Вам действительно хватит силы жить вот так? — я не выдержал и с презрением посмотрел на Лексаба, — жить, руководить, рожать детей, зная, что ваш мир находится на краю пропасти и может рухнуть туда в любой момент?!
— У нас нет выбора: жить или умирать, — ответил Гимлав, — если уж мы живём, то будем бороться за жизнь до последнего вздоха.
— Мы ходим по кругу, — устало выдохнул я, — я не стану больше вам помогать. Если вы знаете, что поступаете подло и отправдываете свою подлость якобы отсутствием выбора — нам больше не о чем говорить. Вы достаточно паразитировали на тех, кто не мог дать вам сдачи ни сейчас, ни 149 аквот назад.
— Не страшно, — ухмыльнулся Лексаб, — мы знали, что ты будешь брыкаться и сопротивляться. Но ничего, недельку посидишь без еды — а там, глядишь, мы до чего-нибудь, да договоримся. Уведи его.
— Одну минуту, — я снова поднял глаза, — если вы помните, в первый день я сказал, что однажды потребую от вас две вещи за свои услуги. Я желаю получить их сейчас. Я желаю получить Кинжал Жизни и Кинжал Хаоса.
Лексаб в ответ на эти слова издевательски расхохотался. Гимлав тоже смотрел на меня с таким умилением, словно перед ним стоял трёхлетний карапуз, гордо вещающий о том, как он вырастет и станет самым богатым в мире. Только у Викая не изменилось выражение лица. Напротив, он смотрел на меня так внимательно, что становилось неуютно. При том, что я сейчас наглядно им доказал, кто здесь прав, а кто виноват, и тот факт, что я стоял перед ними на коленях, ни о чём не говорил.
— Боюсь, ты не в том положении, чтобы ставить нам условия, — хмыкнул Лексаб, — и уже тем более — требовать такое.
— Значит, полученная вами вода не стоила этих игрушек? — скептически спросил я, — и вы не готовы держать своё слово?
— Зачем они тебе? — спросил Гимлав.
— Это уже моё дело, — ответил я, — я тоже вас не особо спрашивал, что вы делаете с водой, которую я вам даю. Хотя готов поспорить: на питьё расходовалась едва ли пятая её часть.
— Ах, ах, ах, что же нам делать, — сокрушённо покачал головой Лексаб, — надо как-то спасать своё слово. А то позор нашей репутации. Там, кажется, ещё какое-то условие было? — спросил он Викая.
— Да, разумеется, — кивнул тот, по-прежнему не собираясь улыбаться, — у нас было трое суток на то, чтобы отдать тебе эти вещи. Так что ты, Дэмиен, трое суток посиди без еды. Подумай над своим поведением и своим положением. Осознай, какое благо для тебя то, что мы готовы простить тебе наши увечья. И через три дня мы поговорим снова, и тогда, надеюсь, ты будешь более сговорчивым. Я понятия не имею, для чего тебе понадобились эти вещи, но ты прав: если ты будешь продолжать снабжать нас водой, мы будем готовы с ними расстаться. А теперь хватит, нас ждут другие дела. Маис! Уведи его отсюда!..
Глава 3.7
Глава 7. Неожиданная помощь.
Сразу после этих слов градоправители поднялись со своих кресел и направились к выходу. Маис же не спешил поднимать меня на ноги. Вероятно, по его мнению мне следовало с почтением смотреть, как градоправители величаво несут свои искалеченные в бою телеса решать проблемы мирового масштаба. Впрочем, уже через пять секунд гвардеец снова подхватил меня за шиворот и поставил на ноги.
— Топай! — коротко скомандовал он, развернув меня в сторону камер. И когда мы шли мимо капсул, Маис остановил меня возле последних четырёх заполненных.
— И кто, — хрипло спросил он, — кто из них мой отец?
— Зачем мне тебе это говорить? — насмешливо спросил я, — если вы посадили их сюда — они все неизбежно сдохнут, и куда раньше, чем ты думаешь.
Эти слова для меня даром не прошли. Потому что в следующее мгновение Маис прижал меня к себе, а в горло мне упёрся клинок.
— Говори! — прорычал.
— Давай, убей меня, — с такой же ненавистью прошипел я, — вы бы знали, до какой степени меня достал ваш убогий мирок, ваша раса паразитов, ваша бесконечная подлость. Я устал мучиться, давай, убей меня!
Маиса эта отповедь поразила настолько, что он значительно ослабил хватку и убрал клинок. Но спустя несколько секунд я услышал его умоляющий шёпот.
— Прошу тебя!
Я вздохнул. В этом ли заключается настоящая сила? Когда тебе угрожают, тебя оскорбляют, тебя заставляют — ты всегда в состоянии дать отпор, да так, что ни у кого и мысли не возникнет попробовать сделать это снова. Но когда кто-то обнажает перед тобой свою слабость, свои уязвимые места и искренне просит о помощи… у тебя нет сил отказать.
— Тот, что синий. С усами.
После этих слов Маис отпустил меня и подошёл к указанной капсуле. Тронул её рукой. Стоял он так долго, почти три минуты. Потом, развернувшись и вытирая подозрительно блеснувшие глаза, едва слышно шепнул мне:
— Спасибо.
После этого он повёл меня к камерам. Привёл он меня при этом не в старую камеру, а в какую-то другую.
— К стене! — скомандовал он. Подчинившись, я встал к стене, и уже через несколько секунд Маис проворно развязал верёвку.
