— Ни фига не черт, — заржал Стингер, — у нее ноги не волосатые и копыт нету, я хорошо рассмотрел.
— Ясно, что ничего не ясно. — Тирли задумчиво посмотрел на огонь. — Не нравится мне, что мы тут торчим, как прыщ на ровном месте.
— Мне тоже. Но жаба душит все это барахло здесь бросать. Сам ведь понимаешь, это явно не переселенцы…
— Да понятно, командир. Я тоже думаю, что это торговец, ну, или на крайняк — груз под охраной гнали. В любом случае можем на премию рассчитывать, ну, если объясниться получится. Ладно, пойду Волосатика сменю. Самонаводящийся, одолжи «Винторез», все равно он у тебя не родной. — Тирли довыскреб тушенку, облизал ложку и сунул ее в карман.
— Да хоть совсем забирай, — ответил Стингер. — Вон она, к рюкзаку привязана. Все равно из меня снайпер, как из дерьма пуля.
— Хорошо, что напомнил, — вмешался я, конечно, очередное нарушение инструкций, но по делу ведь, молча спускать не буду. — Как появится время — будешь опять тренироваться с незаряженной винтовкой…
Стингер скорчил недовольную морду, Тирли же отцепил винтовку от рюкзака и полез на фургон.
Девчонка в себя все не приходила. Посадили стеречь ее отца Якова, а сами взялись таскать трупы. Нашли в одном из фургонов здоровенную тряпку, запасной тент, что ли, откромсали от нее кусок. Потом сгребли на него останки упырей и стащили все в одну кучу на обочине в голове колонны. Местных же выложили в ряд ближе к хвосту. Насчитали двадцать два трупа рогатых. Хвосты, кстати, обнаружились не у всех и, как и рога, были разных размеров, у кого подлиннее, у кого покороче. Еще одно тело от человеческого решительно ничем не отличалось. Заодно собрали все оружие и сложили в кучу рядом с трупами.
Местная пришла в себя только через четыре часа. Стингер уже предлагал с кого-нибудь снять берцы и использовать вместо нашатыря. Зачем, спрашивается, если нашатырь есть. Но обошлось без экстренных мер. Девчонка дернулась, пробормотала что-то себе под нос и захлопала ресницами, пытаясь сообразить, где находится и что происходит. Я как раз сменил на посту возле нее отца Якова, который наконец очухался достаточно для того, чтобы перекусить.
Девушка недоуменно осмотрела нашу компанию, что-то спросила, попыталась встать и, со стоном рухнув, видимо, вспомнила, что произошло.
— Пить хочешь? — спросил я. Нет, посмотрела непонимающе. Я попробовал спросить еще раз: — Есть будешь?
Хотя чего я спрашиваю, пить она точно хочет. Я отстегнул фляжку и поднес ей ко рту. Девчонка левой здоровой рукой уверенно отняла у меня фляжку и лихо к ней приложилась. Гляди-ка, быстро оклемалась. Человек после такой потери крови ни хрена бы не соображал, и с координацией движений были бы серьезные проблемы. И общая слабость. Эта же явно чувствует себя вполне пристойно. Мимоходом пощупал ей лоб — жара нет. Странно, мы точно всю заразу из ран вычистить не могли, они просто обязаны были воспалиться. И соответственно должна была подняться температура.
Когда притронулся ко лбу, девушка чуть дернулась в сторону и вопросительно на меня посмотрела. Не дождавшись ответа, опять приложилась к фляжке. И тут Комар вскрыл банку с разогретой тушенкой для нашего священника. Девчонка встрепенулась и начала хищно принюхиваться. Ну что ж, будем считать, что на оба моих вопроса она ответила утвердительно.
— Комар, гони сюда тушняк, — сказал я, — Шестому еще погреешь.
Сапер усмехнулся, подошел и поставил открытую банку у левой руки девушки. Та сунула фляжку мне, ухватилась за консервы и конечно же обожглась.
— Скарма[4], — сказала она, вцепившись пострадавшими пальцами в мочку уха и виновато мне улыбнулась. Гляди-ка, некоторые медицинские суеверия в наших мирах совпадают. Пара моих знакомых девушек точно так же хватались за ухо, когда обжигались на кухне о горячую кастрюлю. А вот дальше новая знакомая начала действовать крайне нехарактерно для земных девушек. Поерзала немного, согнула левую ногу в колене, проигнорировав сползшее одеяло, и наружу вынырнул хвост. Костяной наконечник раскрылся, как книга, и оказалось, что внутри он порос такой же шерстью, как и вся остальная конечность. Наконечник обхватил банку, после чего хвост, хитро изогнувшись, поднес тушенку к лицу. Похоже, никаких неприятных ощущений от соприкосновения хвоста с горячей жестянкой девушка не испытала. Зато она с удовольствием принюхалась, ухватила кончиками пальцев кусок мяса, подула на него и бросила в рот. Прожевав, облизала с пальцев жир.
— Ну вот, по ходу, контакт пошел, — сказал я, доставая из кармана ложку. Критически на нее посмотрел. Н-да, а ведь я ее давно не мыл. Как-то неудобно девушке предлагать. Плеснул в ложку немного воды из фляги, которую все еще держал в руках, одновременно вспоминая, где у меня был чистый платок. Вспомнил… Прицепил флягу на место, протер ложку извлеченным из кармана платком и воткнул ее в банку. Хвост держал свою добычу крепко, банка даже не шелохнулась.
— Ирриана[5], — улыбнулась девушка и начала орудовать ложкой с завидной скоростью. Н-да, пару слов из местного языка узнали, но намного легче от этого не стало. Отец Яков подошел к нам и присел рядом на корточки, тоже продолжая отдавать должное тушняку. Девчонке банки хватило минут на пять. Она тщательно выскребла оттуда остатки мяса и жира, облизала ложку и вернула мне. Жестянку же повертела перед глазами, понюхала, даже лизнула, потрогала пальцем острый край отогнутой крышки. В итоге попыталась пожать плечами, забыв про рану, тихо вскрикнула от боли. И протянула банку мне, хвостом. Я забрал. Девушка вытерла внутреннюю часть наконечника о траву и спрятала хвост под одеяло. Потом прикрыла обнаженную ногу, вопросительно уставилась на меня. И выдала достаточно длинную фразу. Н-да, ни слова не понял.
— I don’t understand. What do you want? Can we help you?[6] — попробовал я для разнообразия заговорить на английском. Помотала головой отрицательно и опять зарядила фразу с вопросительными интонациями, еще длиннее предыдущей, причем явно на другом языке. Если в первый раз преобладали шипящие и рычащие звуки, причем слова были достаточно короткие и отрывистые, то теперь речь текла певучими интонациями, а выделить отдельные слова почти не удавалось, паузы девушка делала только после целых фраз. Я пожал плечами и беспомощно посмотрел на отца Якова. Тот повторил мой жест:
— Ни одного слова не понял. Даже не напоминает ничего. Наверное, жестами придется общаться.
Девушка расстроенно замолчала. Внезапно хлопнула себя ладошкой по лбу, как будто вспомнила что-то, открыла рот и резко осеклась. Сердито помотала головой и задумалась. Потом решительно огляделась вокруг, дернула меня за рукав и ткнула пальцем в фургон, около которого мы сидели. Еще раз дернула и еще раз ткнула.
