— Нам еще полдня пути, потом выйдем к холму. Там и заночуем.
— А до врат далеко еще?
— Чуть меньше трех дней, если я не ошибаюсь, — прилаживая поудобнее мою тушку.
— Не тяжело?
— Нет, — мучительно.
— Отдай ее мне.
Принц чуть не упал, налетев на появившегося словно из ниоткуда Кэрта. Тот молча подхватил меня, как пушинку, и понес дальше, сунув в руки насупившемуся Тану повод лошади вместо меня.
— Я нашел! — На живот снова спикировал Пых со счастливыми глазами в половину мордочки. — На! — Протягивает мне то ли веточку, то ли насекомое.
Беру это в руки и подозрительно его разглядываю. Потом показываю Тану.
— Галлюциноген, — бодро отвечает парень, разминая затекшие плечи.
Молча смотрю на увядающую улыбку Пыха.
— Не верю… — ворчит он и откусывает кусочек.
Вздрагиваю и отбираю находку. Пых отказывается выплюнуть уже откушенный кусочек. Останавливаемся и внимательно на него смотрим, ожидая реакции.
— Плюнь! — рычу я, щелкая пальцем по спине.
Пых, стоя на моем животе, икнул, осторожно повел ушами, вытянул вперед правую лапку и страшно заорал.
Мне стало плохо.
— Я… я вампир, — шепчет Пых, с ужасом оглядываясь по сторонам. Потом косится на меня. — Аррр…
— Залезь на дерево, пожалуйста, достань рвотное, — умоляла я растерянного Тана, вырываясь из рук невозмутимого Кэрта.
— Но… оно не на всех деревьях растет! И потом…
— Хр-р-р…
Удивленно смотрим на Пыха. Спит. Уютно свернувшись клубочком и накрывшись ушами.
— Гм.
Тан молча взял повод в руку и повел Пасю дальше.
Смотрю вопросительно на Кэрта.
— Жить будет? — уточняю у него.
Алые глаза сверкнули.
— Да.
Успокаиваюсь и устраиваюсь поудобнее. Ну и хорошо. Большего мне и не надо.
Сижу у костра. На коленях тихо сопит мышь. Надеюсь, хоть к ужину он проснется. Пых не переживет, если останется без еды. А Кэрт как раз какую-то птицу поймал, и Тан сейчас ее потрошит.
— Ты петь умеешь? — спрашивает у меня Тан. Удивленно смотрю на принца сквозь пламя костра. Я? Петь?
— Ну… не то что бы умею…
— Спой что-нибудь. Мне интересно услышать песни твоего мира.
Смущенно ерошу волосы на макушке.
— Ладно. Но учти: я предупреждала.
Тан согласно кивает и продолжает колдовать над будущим ужином.
Прикрываю глаза, вспоминая одну из баллад сумасшедшего мага, которую пели барды, бродя по деревням и селам. Одной холодной зимней ночью было забавно ее слушать, сидя у теплого камина с кружкой горячего эля, суша дырявый плащ на спинке стула в трактире.
— Это баллада о жизни.
Тан улыбнулся.
— Мне она нравится.
— Тогда спой ее.
Киваю, глядя ему в глаза.
Кэрт сидит, прислонившись спиной к стволу одного из деревьев. Молчаливый и таинственный.
Ладно. Начнем…
Жила была принцесса… красивая, как май.
Дракон украл принцессу и посадил в сарай.
Сарай стоял на башне огромного дворца.
Дворец дракон надыбал, сожрав ее отца.
Принцесса днем и ночью рыдает и скулит.
Дракон ее не трогал. Сидит, сопит, молчит.
И ждет, когда за девой приедут храбрецы,
Благословят которых их мамы и отцы.
Ждет день, ждет два. Не едут. В желудке — пустота.
Слетал, везде расклеил портрет ее лица.
И подписал, что в замке есть множество монет.
И сел ждать у порога. А рыцарей все нет.
Никто не хочет биться, не едут на убой!
Никто не потревожит драконовый покой.
И гаду надоело сидеть и голодать,
Он улетел к соседям — попить и пожевать.
Принцесса ж, провожая его в лихой полет,
Сбежала из сарая, нашла там молнемет,
Достала из подвала огромные клещи,
Ловушек накопала, расставила баллисты…
И замок накрылся слоеной темнотой,
Дракон как объявился над стенами косой чертой,
Дала такой серьезный она с испуга залп,
Что гада разорвало. У девочки талант.
С тех пор она не плачет. Дракона продала.
За тысячу кусочков три тыщи огребла.
И стала править миром, вернув своих крестьян.
И вышла за банкира. Я видел это сам.
Отсюда вывод: дети — не ждите никогда.
Спаситель не приедет. Не будет мудреца.
Никто вам не поможет. Спасайся каждый сам.
И дай ногой по роже, а лавкой по ушам.
Замолкаю, довольно оглядываясь по сторонам и улыбаясь. Красный как рак Тан кашляет, с преувеличенным интересом разглядывая разделанную птицу. Кэрт — улыбается, глядя на меня.
— Моя любимая баллада, — вздохнули с колен и широко зевнули.
Чешу мыша за ушком и киваю.
— Знаю.
Поели и легли спать. Пыху уже лучше, он больше не считает себя кровососом — съел три кусочка птички, потребовав припрятать оставшееся ему на утро.
Тан протянул мне второе одеяло, так как ночи здесь холодные. Я зевнула и откинула край своего, предложив забираться. Вдвоем все же теплее, чем одному.
Но Тан с таким ужасом посмотрел на меня, что мне почему-то стало стыдно.
— Ну не хочешь, как хочешь, — пожала я плечами и уютно устроилась, чувствуя, как еловые иглы колют даже сквозь одежду.
— Кхм, — сообщили мне и тоже легли спать.
А Кэрт остался сидеть у огня, пронизывая темноту взглядом своих огненных глаз. Интересно, он когда-нибудь устает?
С этой мыслью я и заснула под сонное сопение Пыха.
Три дня мы пробирались по бесконечному лесу. Встречалось… многое. Кошки, правда, уже после третьего бесславного нападения сообразили, что эта добыча им не по зубам, и больше нас не донимали. Но и других хищников хватало.
И все же. Куда более любого зверя нас донимала голова дракона. Нас — это меня и Пыха, потому как Кэрт, кажется, мог бы выжить даже в газовой камере инквизиции.
Аромат гниющей плоти привлек огромные тучи насекомых. Пася, к примеру, наотрез отказался «это» нести, брыкаясь как бешеный, и, кажется, впервые в жизни изменив своей спокойной натуре. Один принц упорно волок голову за собой, делая вид, что его все устраивает.
— Давай ее хоть от мяса очистим! Ну принесешь череп — тоже неплохо.
— Папа скажет, что я это нашел в развалинах и сам дракона не убивал.
— Но ты и так… — начал Пых, но я жестом показала ему молчать. (Жест заключался в вовремя сунутом под нос кусочке хлеба.)
— Послушай, но ведь если ты принесешь ему вот это… он вряд ли обрадуется.
— Ну и пусть! — мстительно усмехнулся принц. — Пусть подышит этой вонью и хоть немного представит себе, как мне тяжело было. Уф.
Киваю, кошусь на тянущего ко мне лапки Пыха. Обжора.