— Омог.
— Помог, понимаю. Ну и мы ему помогаем. Но это одно, а то другое. Тут строго различать нужно. Он разбойник и вообще человек сомнительный…
— Не азбойник. Моряк. Оролевский.
— Королевский моряк? С чего это ты взяла?
— Оворил.
— Хм, тебе выходит, говорил, а при мне помалкивал? С чего бы это?
Оборотниха молчала.
— Потому что я осел кухонный? — догадался Эри. — Понятно. Как ляпухи жрать… А так конечно кухонник.
— Кусно делаешь. И онючек храбро бил…
Вонючки — это хогмены. Го утверждала, что от них невыносимо несет псиной пополам с жиром сусликовым. Эри в бою ничего такого не чувствовал. Потом мелких мертвяков нюхать как-то и в голову не приходило.
— Выходит, храбрый осел-кухонник, — с горечью констатировал Эри. — Ладно. Значит, моряк? Но ихние моряки, полагаю, истинные пираты. Особенно, раз под самим королем ходят. Это же глорский король, а?
Ноги, спина и всё остальное оборотнихи изобразили нечто неопределенное. Надо полагать, в обсуждение личностей королей она с бродягой не слишком-то вдавалась. А может, Морверн врал путано.
— И чего в нем хорошего? — со вздохом спросил Эри. — Я не про короля, а про Морверна. Что в бродяге хорошего?
Го склонила голову, глядела исподлобья:
— Не наю. Огда выздоровеет, я за него амуж выйду. Когда я оже выздоровею.
Эри покачал головой. К такой дури оно и шло. Если девице, хоть хвостатой, хоть бесхвостой в голову что-то придет…
— Ну-ну. Выздоравливай. Потому как ты головой здорово стукнулась.
— Не укнулась!
— Сама посуди. Ты хорошей крови. Пусть сейчас и не в лучшем… — Эри замолчал.
Го смотрела пристально.
— В общем, он тебе не пара, — решительно сказал Эри. — И вообще…
Ждал, но поймать не сумел. Метнулась, даже из сапог мигом выпрыгнула. Уже сидит, повалив на спину. Скалиться. Усы вовсю лезут. Когти в бока вонзаются…
— А-а!
Эри успел вставить локоть между своим горлом и пастью, но ребра уже драли вовсю. Нет, отпрыгнула. Села за костром, ушами дергает.
Эри приподнялся на локте:
— Дура! На мне и так живого места нет.
— Пец! Я ама решаю!
— Да решай! Мне-то что. Я только по-родственному сказать хотел. А так сама думай. Иди и думай. Так он тебе говорил?
— Ак.
Подцепила когтями сапоги, ушла в сгущающийся сумрак.
Не было родственницы долго. Эри уже злиться перестал, начал волноваться. Тьма кругом. Волки за озером луну хвалят. Положим, темнота Го не страшна. Но волки-то весьма сильно рысей не любят.
Эри очередной раз напоил больного. Поправил сушащиеся у огня тряпочки-повязки.
Явилась. Села в отдаление, кудри в лунном свете блестят.
Эри присмотрелся и потянулся за котелком.
— Иди, умою.
Кровь была противной, липкой, но теплой водой смывалась недурно. Эри выжал тряпку, повесил на колышек.
— Аккуратней надо как-то. По уши измазалась.
— Облизаться не огу. И лапой не могу. Укой, то есть… — шептала вроде спокойно.
Эри помолчал.
— Не отравишься? Говорила, что вонючие.
— Вкус акой же. Но я ем тех, кого ама добыла. Ты там падали ного накидал.
— Угу. Ты думать ходила или э-э… ужинать?
— Умала. Жрала. Умала.
— Ну и как?
— Ало.
— Мыслей мало или вонючки худосочные?
— Осел.
Так и поговорили. Но надо признать, размышляла Го напряженно. У разбойника бесчувственного посидит, повертится, проверяя не обделил ли чем несчастненького страдальца бесчувственный родственник, и сгинет гулять-думать. Что там от покойников осталось, Эри узнавать не стал — обходил промоину десятой дорогой…
Теперь уж пятый день заканчивался. Эри сидел возле разбойника и размышлял. К богам уходить Морверн не собирался, в сознанье возвращаться тоже не спешил. Снова бегали зрачки за прикрытыми веками, изредка губы вздрагивали — словно говорит с кем-то. Видно, никак столковаться с предками не может. Понятно, такого душегуба в Верхний мир так просто брать не хотят.
Вообще-то, хороший лекарь нужен. И снадобья сильные. Или колдун надежный. Кровью раненый не исходит, гнить не начал. Чего валяться-то? Подумаешь, по затылку камнем дали. Корми его тут, подстилай. Тьфу!
У входа в шалаш зашуршало — Го воспитанность показывает. Научилась ходить бесшумно, так что Эри вздрагивал с перепугу. Но сама сообразила и предупреждать начала. И когда думать идет, тоже спину по-особому держит, чтобы не волновался осел-родственник. Кое-что человечье в деве осталось.
Сунулась в тесный шалаш. Замотанная по макушку — ночью мороз усилился, тут и даркше замерзнуть недолго. Подсунула когтями головню в костерок. Похоже, поболтать не прочь.
Эри печально смотрел на родственницу. Лохмотья на шее, куртка мужская, под ней еще меховая жилетка с покойного хогмена содранная. Плащ накинут поверх всего этого безобразия. Сапожищи. Лицо в узорах — смутных, желто-коричневых. Вроде и не заметны, но если раз их разглядишь, всегда видеть будешь. Ушей с серьгами-кисточками сегодня нет, усов отвратных тем более. Спокойна сегодня. Может и разговор без когтей обойдется? Эх, и куда улыбчивая девочка-красавица делась? От тех роскошных локонов осталось несколько кудряшек, упрямо на глаза падающих. Вот глаза и больше и ярче стали. Если отвлеченно рассуждать — красивее. Но на что деве незамужней глаза, если у неё хвост? Да и какая она дева?
Эри вздохнул и спросил:
— Осмыслила что? Или по разбойнику? Я его только что поил.
— Пасибо, — Го откинула капюшон и устроилась в любимой позе, хотя для этого пришлось головку взлохмаченную пригнуть, дабы не подпирать низкую кровлю шалаша. — Я обдумала.
— Здорово. Ты, главное, не торопись и не волнуйся. Нам спешить некуда.
— Да. Мне учиться ужно. Сдерживаться и арком быть.
— Разумно, — Эри осторожно прижал локоть к своему боку. — У меня, знаешь ли, ребра не железные.
— Извини. Постараюсь не прыгать. Но е олько это. Аум!
— Без нервов, Го.
— А. Я зайца утром оймала. Сожрала. Одумать даже не успела.
— Ну, это с непривычки. Следующего тащи, сварим. Головорезу бульон оставим. А чтоб тебя совесть не мучила, тебе порция поменьше будет.
Го согласно передернула телом:
— Да. Еще я оняла, что мне колдун нужен. Знающий человек.
— Это точно, — согласился Эри. — Нам всем знающий человек не помешал бы. Пирату нашему разум вернуть, тебе человечье обличье. А мне бы тот человек посоветовал, где рыбу ловить. В луже нашей что-то клюет уже плохо. Даром что подкормили на славу.
— Еловечье обличье мне, аверное, не вернуть, — задумчиво сказала Го. — Мне бы астоящим оборотнем стать. Чтоб и рысью могла, и двуногой. Как и положено. Я что-то не так елаю. Находит — почти кошка. А так… — девушка вытянула свою руку, пошевелила пальцами с изогнутыми когтями. — Они ведь убираться олжны, верно, Эри?
