Далеко позади он услышал пение и сообразил, что монахи, которых он оставил, теперь проснулись и бродят по роще. Они покончили со своей задачей: объединив мысли, послали ему видение о непобедимости их вождя. Это пение, вероятно, было сигналом отбоя…
Вот!
Он сидел на камне среди поляны, в полном лунном свете. Яма вынул свой клинок и пошел вперед.
Когда он был шагах в двадцати от сидящего, тот повернул голову.
— Приветствую, о Смерть, — сказал он.
— Приветствую, Татагатха.
— Зачем ты здесь?
— Было решено, что Будда должен умереть.
— Это не ответ на мой вопрос. Зачем ты пришел сюда?
— Разве ты не Будда?
— Меня называли Буддой, и Татагатхой, и Просветленным, и многими другими именами. Но, отвечая на твой вопрос, скажу: нет, я не Будда. Тебе уже удалось сделать то, что ты намереваешься: ты убил настоящего Будду.
— В моей памяти, как видно провал: я, признаться, не помню, чтобы сделал такое.
— Настоящего Будду мы называли Сугатой. А до этого он был известен как Ральд.
— Ральд! — Яма хмыкнул. — Ты пытаешься уверить меня, что он был больше чем просто палачом, которого ты отговорил заниматься его ремеслом?
— Многих палачей отговаривали от выполнения их работы, — ответил человек, сидящий на камне. — Ральд добровольно отказался от своей миссии и вступил на Путь. Из всех, кого я знаю, он единственный действительно получил Просветление.
— Ведь ты распространяешь тут пацифистскую религию?
— Да.
Яма откинул голову и расхохотался.
— Боги! Хорошо еще, что ты не проповедуешь милитаристскую! Твой лучший ученик, Просветленный и все такое, едва не получил мою голову в этот день.
Усталый взгляд пробился сквозь отдаленное выражение лица Будды.
— Ты думаешь, он и в самом деле мог бы побить тебя?
Яма помолчал, а потом сказал:
— Нет.
— Как ты думаешь, он знал это?
— Возможно.
— А ты знал его раньше, до этой встречи? Ты видел его в деле?
— Да. Мы были знакомы.
— Значит, он знал твое мастерство и понимал исход стычки.
Яма промолчал.
— Он добровольно пошел к своей мученической судьбе и не поставил меня в известность. Не думаю, что он пошел с реальной надеждой победить тебя.
— Тогда зачем же?
— Доказать суть.
— Что он надеялся доказать таким образом?
— Не знаю. Знаю только, что это было именно так, потому что я знал его. Я очень часто слушал его проповеди, его тонкие притчи и уверен, что он не мог бы сделать такую вещь без определенной цели. Ты убил истинного Будду, бог смерти. Ты знаешь, кто я.
— Сиддхарта, — сказал Яма, — я знаю, что ты обманщик. Я знаю, что ты не Просветленный. Я знаю, что твое учение — это вещь, которую мог бы вспомнить любой из Первых. Ты решил воскресить его, уверяя, что ты его автор. Ты решил распространить его в надежде вызвать оппозицию той религии, которой правят истинные боги. Я восхищен твоими усилиями. Это было мудро спланировано и выполнено. Но твоя главная ошибка, я считаю, в том, что ты выбрал пацифистское кредо для борьбы с активным. Мне интересно, зачем ты это сделал, когда мог выбрать из множества религий более подходящую.
— Может, мне как раз интересно было посмотреть, как пойдет такой контрпоток, — ответил тот.
— Нет, Сэм, это не так. Я чувствую, что это лишь часть более широкого плана, задуманного тобой, и что все эти годы, когда ты считался святым и произносил проповеди, в которые сам ничуть не верил, ты строил другие планы. Армия, заняв большое пространство, может стать оппозиционной за короткое время; один человек, занимая мало места, должен растянуть свою оппозицию на многие годы, если у него есть шанс преуспеть. Ты это знаешь и сейчас сеешь семена украденного кредо, планируя двинуться к другой фазе оппозиции. Ты пытаешься в единственном числе стать антитезой Неба, много лет противясь воле богов различными способами и под различными масками. Но этому немедленно будет положен конец, фальшивый Будда!
— Почему, Яма?
— Ради безопасности. Мы не хотели делать из тебя мученика и увеличить этим рост твоего учения. С другой стороны, если тебя не остановить, рост будет продолжаться. Поэтому было решено, что ты должен принять свой конец из рук посланца Неба — это покажет, какая религия сильнее. Так что, будешь ты мучеником или нет, буддизм будет с этих пор считаться второсортной религией. Вот почему ты должен умереть реальной смертью.
— Когда я спросил «почему», я имел в виду совсем другое. Ты ответил не на тот вопрос. Я имел в виду — почему ты пришел сделать это, Яма? Почему ты, мастер оружия, мастер наук, пришел как лакей по приказу тело-менял, не умеющих даже отполировать твой клинок или вымыть твои пробирки? Почему ты, наиболее свободный дух из всех нас, унизился до того, чтобы прислуживать низшим?
— За эти слова твоя смерть не будет легкой.
— Почему? Я задал вопрос, который давно должен был прийти в голову не только мне. Я не обиделся, когда ты назвал меня фальшивым Буддой. Я знаю, кто я. А кто ты, бог смерти?
Яма сунул саблю за пояс и достал трубку, которую купил в гостинице. Он набил ее и закурил.
— Ясно, что мы должны поговорить хотя бы для очистки наших мозгов от вопросов, — сказал он, — так что я устроюсь поудобнее. — Он тоже сел на низкий камень. — Во-первых, человек может в чем-то превосходить своих товарищей, но, тем не менее, служить им, если все они служат общему делу, которое больше, чем любое личное. Я уверен, что служу такому делу, иначе я не стал бы этого делать. Ты чувствуешь то же самое относительно своего дела, иначе ты не стал бы вести эту презренную аскетическую жизнь — хотя я заметил, что ты не такой изможденный, как твои последователи. Насколько я помню, тебе предлагали божественность несколько лет назад в Махартхе, а ты посмеялся над Брамой, напал на Дворец Кармы и набил жетонами все молитвенные машины города…
Будда хихикнул. Яма тоже посмеялся с ним и продолжал:
— В мире не осталось ни одного Акселерациониста, кроме тебя. Это тупик, из него никогда не выйдешь на первое место. Я в какой-то мере уважаю манеру, с какой ты вел себя эти годы. Мне даже пришло в голову, что если бы ты понял безнадежность своего теперешнего положения, тебя можно было бы убедить присоединиться к хозяевам Неба. Хотя я пришел сюда убить тебя, но, если тебя можно убедить и ты дашь мне слово, что кончишь свою дурацкую борьбу, я поручусь за тебя. Я возьму тебя с собой в Небесный Город, где ты примешь то, от чего однажды отказался. Они послушают меня, потому что я им нужен.
— Нет, — сказал Сэм, — потому что я не убежден в тщетности моего положения и полон решимости продолжать спектакль.
